наконец, как я скверно пою! - обратился к ней Углаков.
- Вовсе нет!.. Мне нравится ваше пение, - возразила она, - но я желала
бы, чтобы вы нам спели что-нибудь русское.
- Спойте вот это теперь! - сказала Муза Николаевна и быстро забегала
своими пальчиками по фортепьяно, а также и Углаков совсем уже по-русски
залился:
Ехали бояре из Нова-города,
Красная девица на улице была;
Всем нашим боярам по поклону отдала,
Одному ж боярину пониже всех,
А за то ему пониже, что удалый молодец.
Стал молодчик девицу спрашивати:
- Как тебя, девушка, по имени зовут?..
- Пощади, Углаков! - Ты в словах, а Муза в аккомпанементе бог знает как
путаете!
- Не верьте! Вы отлично это пропели! - подхватила с своей стороны
Сусанна Николаевна.
- Merci, madame! - произнес Углаков, расшаркавшись перед нею и
пристукнувши при этом каблуками своих сапог, чем он, конечно, хотел дать
комический оттенок своей благодарности; но тем не менее весьма заметно было,
что похвала Сусанны Николаевны весьма приятна ему была.
- Говорят, хорошо очень идет "Аскольдова могила"{448}, и Бантышев в ней
отлично поет? - спросила она затем.
- Превосходно, неподражаемо! - воскликнул Углаков. - Спел бы вам, но не
решаюсь, - лучше вы его послушайте!
И затем разговор между собеседниками перешел исключительно на театр.
Углаков очень живо начал описывать актеров, рассказывал про них разные
анекдоты, и в этом случае больше всех выпало на долю Максиньки, который
будто бы однажды горячо спорил с купцом о том, в каких отношениях, в пьесе
"Горе от ума", находится Софья Павловна с Молчалиным: в близких или
идеальных. Первое утверждал купец, по грубости своих понятий; но Максинька,
как человек ума возвышенного, говорил, что между ними существует совершенно
чистая и неземная любовь. Слышавши этот спор их, один тогдашний остряк
заметил им: "Господа, если бы у Софьи Павловны с Молчалиным и было
что-нибудь, то все-таки зачем же про девушку распускать такие слухи?!" -
"Благородно!" - воскликнул на это громовым голосом Максинька и ударил
остряка одобрительно по плечу. Хоть подобный анекдот и был несколько
скабрезен, но ужасно развеселил дам. Сусанна Николаевна вообразить себе без
смеху не могла, что мог затеяться такой спор, и вообще весь этот разговор о
театре ей показался чрезвычайно занимательным и новым. Несмотря на свою
духовность и строгую мораль, Марфина вовсе не была сухим и черствым
существом. Чуткая ко всему жизненному, она никак не могла ограничиться в
своих пожеланиях одной лишь сферой масонства. Между тем пробило восемь
часов. Сусанне Николаевне пора было ехать домой.
- Нельзя ли тебе меня проводить? - сказала она сестре. - Наши лошади
еще не пришли из деревни, а на извозчике я боюсь ехать.
- Конечно, проводим, - отвечала Муза Николаевна и велела было заложить
в возок лошадей; но лакей, пошедший исполнять это приказание, возвратясь
невдолге, объявил, что кучер, не спавший всю прошедшую ночь, напился и лежит
без чувств.
- Как же я доберусь теперь до дому? - произнесла Сусанна Николаевна.
- Очень просто, я велю тебе взять хорошего извозчика и пошлю с тобою
человека проводить тебя, - отвечала Муза Николаевна.
- Но зачем это, для чего? - прогово
- Вовсе нет!.. Мне нравится ваше пение, - возразила она, - но я желала
бы, чтобы вы нам спели что-нибудь русское.
- Спойте вот это теперь! - сказала Муза Николаевна и быстро забегала
своими пальчиками по фортепьяно, а также и Углаков совсем уже по-русски
залился:
Ехали бояре из Нова-города,
Красная девица на улице была;
Всем нашим боярам по поклону отдала,
Одному ж боярину пониже всех,
А за то ему пониже, что удалый молодец.
Стал молодчик девицу спрашивати:
- Как тебя, девушка, по имени зовут?..
- Пощади, Углаков! - Ты в словах, а Муза в аккомпанементе бог знает как
путаете!
- Не верьте! Вы отлично это пропели! - подхватила с своей стороны
Сусанна Николаевна.
- Merci, madame! - произнес Углаков, расшаркавшись перед нею и
пристукнувши при этом каблуками своих сапог, чем он, конечно, хотел дать
комический оттенок своей благодарности; но тем не менее весьма заметно было,
что похвала Сусанны Николаевны весьма приятна ему была.
- Говорят, хорошо очень идет "Аскольдова могила"{448}, и Бантышев в ней
отлично поет? - спросила она затем.
- Превосходно, неподражаемо! - воскликнул Углаков. - Спел бы вам, но не
решаюсь, - лучше вы его послушайте!
И затем разговор между собеседниками перешел исключительно на театр.
Углаков очень живо начал описывать актеров, рассказывал про них разные
анекдоты, и в этом случае больше всех выпало на долю Максиньки, который
будто бы однажды горячо спорил с купцом о том, в каких отношениях, в пьесе
"Горе от ума", находится Софья Павловна с Молчалиным: в близких или
идеальных. Первое утверждал купец, по грубости своих понятий; но Максинька,
как человек ума возвышенного, говорил, что между ними существует совершенно
чистая и неземная любовь. Слышавши этот спор их, один тогдашний остряк
заметил им: "Господа, если бы у Софьи Павловны с Молчалиным и было
что-нибудь, то все-таки зачем же про девушку распускать такие слухи?!" -
"Благородно!" - воскликнул на это громовым голосом Максинька и ударил
остряка одобрительно по плечу. Хоть подобный анекдот и был несколько
скабрезен, но ужасно развеселил дам. Сусанна Николаевна вообразить себе без
смеху не могла, что мог затеяться такой спор, и вообще весь этот разговор о
театре ей показался чрезвычайно занимательным и новым. Несмотря на свою
духовность и строгую мораль, Марфина вовсе не была сухим и черствым
существом. Чуткая ко всему жизненному, она никак не могла ограничиться в
своих пожеланиях одной лишь сферой масонства. Между тем пробило восемь
часов. Сусанне Николаевне пора было ехать домой.
- Нельзя ли тебе меня проводить? - сказала она сестре. - Наши лошади
еще не пришли из деревни, а на извозчике я боюсь ехать.
- Конечно, проводим, - отвечала Муза Николаевна и велела было заложить
в возок лошадей; но лакей, пошедший исполнять это приказание, возвратясь
невдолге, объявил, что кучер, не спавший всю прошедшую ночь, напился и лежит
без чувств.
- Как же я доберусь теперь до дому? - произнесла Сусанна Николаевна.
- Очень просто, я велю тебе взять хорошего извозчика и пошлю с тобою
человека проводить тебя, - отвечала Муза Николаевна.
- Но зачем это, для чего? - прогово