Пилецкого; но это ему не удалось, потому что дверь почтовой станции
осторожно отворилась, и пред очи своего начальника предстал уездный
почтмейстер в мундире и с лицом крайне оробелым.
- Ваше высокородие, Аггей Никитич, - произнес он, держа руки по швам, -
не окажете ли мне благодеяние остановиться не здесь а у меня в доме?
Почтмейстер этот выслужился из почтальонов.
- Нет-с, это будет неблаговидно, - отвечал ему резко Аггей Никитич,
поднимаясь с постели.
Почтмейстер еще более оробел.
- Прошу вас! - добавил Аггей Никитич, помещаясь на стуле возле стола и
движением руки приглашая то же сделать и почтмейстера.
Тот сел; руки у него при этом ходили ходенем, да и не мудрено: Аггей
Никитич, раздосадованный тем, что был прерван в своих размышлениях о Беме,
представлял собою весьма грозную фигуру. Несмотря на то, однако, робкий
почтмейстер, что бы там ни произошло из того, решился прибегнуть к средству,
которое по большей части укрощает начальствующих лиц и делает их более
добрыми.
- Контора у меня здесь маленькая и совершенно безвыгодная, - начал он,
- но, считая себя виноватым, что не приехал к вам в губернский город
представиться, и как супруга ваша справедливо мне приказывала через
почтальона, что она и вы очень обижаетесь, что все мы, почтмейстера, точно
будто бы знать не хотим своего начальника, но видит создатель, что это я по
робости моей сделал и что я готов с полным моим удовольствием исполнить
всегда, что следует... - И, не объясняя более, почтмейстер выложил затем на
стол сто рублей.
Что произошло при этом с Аггеем Никитичем, описать невозможно, и его
главным образом точно кнутом хлестнули по уху слова почтмейстера: "супруга
ваша приказывала с почтальоном".
В первые минуты он сообразил только отшвырнуть от себя деньги и
проговорил со спазмами в голосе:
- Возьмите это назад и не смейте никогда обращаться ко мне с такими
приношениями!.. Я человек военный, а не...
Почтмейстер, однако, не брал денег, предполагая, что, может быть, он
мало преподнес начальнику.
- Берите, говорят вам, ваши деньги назад! - проревел Аггей Никитич,
ударив кулаком по столу, так что стол раскололся.
Почтмейстер схватил деньги и кое-как засунул их себе за борт мундира.
К довершению этой сиены, дверь почтовой станции снова отворилась, и
показался господин весьма приличной наружности, должно быть, из отставных
военных.
- Кто вы такой? - спросил его тем же грозным тоном не помнивший себя от
гнева Аггей Никитич.
- Я-с помещик здешний и содержатель нескольких почтовых станций! -
отвечал тот ему, не сконфузясь.
- Но что вам угодно? - продолжал Аггей Никитич.
- Мне угодно объясниться с вами, - отвечал помещик, садясь без
приглашения хозяина на стул, - супруга ваша поручала одному моему ямщику
передать моему почтовому старосте, что вы недовольны той платой, которую мы,
почтосодержатели, платили прежнему господину почтмейстеру, то есть по десяти
рублей с дуги, и желаете получать по пятнадцати! Плата такая, говорю вам
откровенно, будет для всех нас обременительна!..
Аггей Никитич окончательно был пришиблен тем, что услышал, и мог
только, трагически захохотав, проговорить:
- Все это, господа, одно вранье ваших почтальонов и ямщиков. Поверьте,
я служу из чести, и мне не нужно ни от вас, - обратился
осторожно отворилась, и пред очи своего начальника предстал уездный
почтмейстер в мундире и с лицом крайне оробелым.
- Ваше высокородие, Аггей Никитич, - произнес он, держа руки по швам, -
не окажете ли мне благодеяние остановиться не здесь а у меня в доме?
Почтмейстер этот выслужился из почтальонов.
- Нет-с, это будет неблаговидно, - отвечал ему резко Аггей Никитич,
поднимаясь с постели.
Почтмейстер еще более оробел.
- Прошу вас! - добавил Аггей Никитич, помещаясь на стуле возле стола и
движением руки приглашая то же сделать и почтмейстера.
Тот сел; руки у него при этом ходили ходенем, да и не мудрено: Аггей
Никитич, раздосадованный тем, что был прерван в своих размышлениях о Беме,
представлял собою весьма грозную фигуру. Несмотря на то, однако, робкий
почтмейстер, что бы там ни произошло из того, решился прибегнуть к средству,
которое по большей части укрощает начальствующих лиц и делает их более
добрыми.
- Контора у меня здесь маленькая и совершенно безвыгодная, - начал он,
- но, считая себя виноватым, что не приехал к вам в губернский город
представиться, и как супруга ваша справедливо мне приказывала через
почтальона, что она и вы очень обижаетесь, что все мы, почтмейстера, точно
будто бы знать не хотим своего начальника, но видит создатель, что это я по
робости моей сделал и что я готов с полным моим удовольствием исполнить
всегда, что следует... - И, не объясняя более, почтмейстер выложил затем на
стол сто рублей.
Что произошло при этом с Аггеем Никитичем, описать невозможно, и его
главным образом точно кнутом хлестнули по уху слова почтмейстера: "супруга
ваша приказывала с почтальоном".
В первые минуты он сообразил только отшвырнуть от себя деньги и
проговорил со спазмами в голосе:
- Возьмите это назад и не смейте никогда обращаться ко мне с такими
приношениями!.. Я человек военный, а не...
Почтмейстер, однако, не брал денег, предполагая, что, может быть, он
мало преподнес начальнику.
- Берите, говорят вам, ваши деньги назад! - проревел Аггей Никитич,
ударив кулаком по столу, так что стол раскололся.
Почтмейстер схватил деньги и кое-как засунул их себе за борт мундира.
К довершению этой сиены, дверь почтовой станции снова отворилась, и
показался господин весьма приличной наружности, должно быть, из отставных
военных.
- Кто вы такой? - спросил его тем же грозным тоном не помнивший себя от
гнева Аггей Никитич.
- Я-с помещик здешний и содержатель нескольких почтовых станций! -
отвечал тот ему, не сконфузясь.
- Но что вам угодно? - продолжал Аггей Никитич.
- Мне угодно объясниться с вами, - отвечал помещик, садясь без
приглашения хозяина на стул, - супруга ваша поручала одному моему ямщику
передать моему почтовому старосте, что вы недовольны той платой, которую мы,
почтосодержатели, платили прежнему господину почтмейстеру, то есть по десяти
рублей с дуги, и желаете получать по пятнадцати! Плата такая, говорю вам
откровенно, будет для всех нас обременительна!..
Аггей Никитич окончательно был пришиблен тем, что услышал, и мог
только, трагически захохотав, проговорить:
- Все это, господа, одно вранье ваших почтальонов и ямщиков. Поверьте,
я служу из чести, и мне не нужно ни от вас, - обратился