, - подсказал доктору Егор Егорыч.
- Нет, иначе как-то, - возразил тот.
- Ну, так Никитовской, должно быть, - отозвался Егор Егорыч.
- Это вот так! Но почему же она Никитовской называется?
- Она собственно называется Татарино-Никитовское согласие, и последнее
наименование ей дано по имени одного из членов этого согласия, Никиты
Федорова, который по своей профессии музыкант и был у них регентом при их
пениях.
- Но сама Татаринова что за особа? Я об ней слыхал... Она, говорят,
аристократка?
- Ну, какая же аристократка! - отвергнул Егор Егорыч. - Она урожденная
Буксгевден, и мать ее была нянькой при маленькой княжне, дочери покойного
государя Александра Павловича; а когда девочка умерла, то в память ее
Буксгевден была, кажется, сделана статс-дамой, и ей дозволено было жить в
Михайловском замке... Дочь же ее, Екатерина Филипповна, воспитывалась в
Смольном монастыре, а потом вышла замуж за полковника Татаринова, который
был ранен под Лейпцигом и вскоре после кампании помер, а Екатерина
Филипповна приехала к матери, где стала заявлять, что она наделена даром
пророчества, и собрала вкруг себя несколько адептов...
- В числе которых был, конечно, одним из первых Мартын Степаныч
Пилецкий?
- Да, он, деверья ее - Татариновы, князь Енгалычев, Попов, Василий
Михайлыч... - перечислял Егор Егорыч.
- Но какая же собственно это секта была и в чем она состояла? - спросил
доктор.
- Разно их понимают, - отвечал неторопливо Егор Егорыч, видимо, бывший
в редко ему свойственном тихом и апатичном настроении. - Павел Петрович
Свиньин, например, доказывал мне, что они чистые квакеры{242}, но квакерства
в них, насколько мне они известны, я не признаю, а скорее это наши хлысты!
- Как хлысты! - воскликнул ошеломленный этими словами Егора Егорыча
доктор.
- Что же вас так удивило это?.. - сказал тот. - Я говорю это на том
основании, что Татарино-Никитовцы имели весьма сходные обряды с хлыстами,
так же верят в сошествие на них духа святого... Екатерина Филипповна у них
так же пророчествовала, как хлыстовки некоторые.
- Но меня удивляет, - отвечал доктор, все еще остававшийся в
недоумении, - что у них в союзе, как сказал мне Мартын Степаныч, был даже
князь Александр Николаич Голицын.
- Был! - подтвердил Егор Егорыч.
- Каким же образом, когда князь испокон века масон?
- Хлысты очень близки к масонам, - объяснил Егор Егорыч, - они тоже
мистики, как и мы, и если имеют некоторые грубые формы в своих исканиях, то
это не представляет еще существенной разницы.
- Разумеется! - воскликнул радостно доктор. - Я давно это думал и,
кажется, говорил вам, что из раскольников, если только их направить хорошо,
можно сделать масонов.
- Нет! - отвергнул решительным тоном Егор Егорыч. - Не говоря уже о
том, что большая часть из них не имеет ничего общего с нами, но даже и
такие, у которых основания их вероучения тожественны с масонством, и те,
если бы воззвать к ним, потребуют, чтобы мы сделались ими, а не они нами.
- Даже хлысты? - воскликнул доктор.
- И хлысты даже! - повторил Егор Егорыч.
- По грубости форм своих исканий?
- Отчасти и по грубости своей.
- А если бы молокан взять: у тех, я знаю, нет грубых форм ни в обрядах,
ни в понимании! - возразил доктор.
Егор Егорыч сделал гримасу.
- У
- Нет, иначе как-то, - возразил тот.
- Ну, так Никитовской, должно быть, - отозвался Егор Егорыч.
- Это вот так! Но почему же она Никитовской называется?
- Она собственно называется Татарино-Никитовское согласие, и последнее
наименование ей дано по имени одного из членов этого согласия, Никиты
Федорова, который по своей профессии музыкант и был у них регентом при их
пениях.
- Но сама Татаринова что за особа? Я об ней слыхал... Она, говорят,
аристократка?
- Ну, какая же аристократка! - отвергнул Егор Егорыч. - Она урожденная
Буксгевден, и мать ее была нянькой при маленькой княжне, дочери покойного
государя Александра Павловича; а когда девочка умерла, то в память ее
Буксгевден была, кажется, сделана статс-дамой, и ей дозволено было жить в
Михайловском замке... Дочь же ее, Екатерина Филипповна, воспитывалась в
Смольном монастыре, а потом вышла замуж за полковника Татаринова, который
был ранен под Лейпцигом и вскоре после кампании помер, а Екатерина
Филипповна приехала к матери, где стала заявлять, что она наделена даром
пророчества, и собрала вкруг себя несколько адептов...
- В числе которых был, конечно, одним из первых Мартын Степаныч
Пилецкий?
- Да, он, деверья ее - Татариновы, князь Енгалычев, Попов, Василий
Михайлыч... - перечислял Егор Егорыч.
- Но какая же собственно это секта была и в чем она состояла? - спросил
доктор.
- Разно их понимают, - отвечал неторопливо Егор Егорыч, видимо, бывший
в редко ему свойственном тихом и апатичном настроении. - Павел Петрович
Свиньин, например, доказывал мне, что они чистые квакеры{242}, но квакерства
в них, насколько мне они известны, я не признаю, а скорее это наши хлысты!
- Как хлысты! - воскликнул ошеломленный этими словами Егора Егорыча
доктор.
- Что же вас так удивило это?.. - сказал тот. - Я говорю это на том
основании, что Татарино-Никитовцы имели весьма сходные обряды с хлыстами,
так же верят в сошествие на них духа святого... Екатерина Филипповна у них
так же пророчествовала, как хлыстовки некоторые.
- Но меня удивляет, - отвечал доктор, все еще остававшийся в
недоумении, - что у них в союзе, как сказал мне Мартын Степаныч, был даже
князь Александр Николаич Голицын.
- Был! - подтвердил Егор Егорыч.
- Каким же образом, когда князь испокон века масон?
- Хлысты очень близки к масонам, - объяснил Егор Егорыч, - они тоже
мистики, как и мы, и если имеют некоторые грубые формы в своих исканиях, то
это не представляет еще существенной разницы.
- Разумеется! - воскликнул радостно доктор. - Я давно это думал и,
кажется, говорил вам, что из раскольников, если только их направить хорошо,
можно сделать масонов.
- Нет! - отвергнул решительным тоном Егор Егорыч. - Не говоря уже о
том, что большая часть из них не имеет ничего общего с нами, но даже и
такие, у которых основания их вероучения тожественны с масонством, и те,
если бы воззвать к ним, потребуют, чтобы мы сделались ими, а не они нами.
- Даже хлысты? - воскликнул доктор.
- И хлысты даже! - повторил Егор Егорыч.
- По грубости форм своих исканий?
- Отчасти и по грубости своей.
- А если бы молокан взять: у тех, я знаю, нет грубых форм ни в обрядах,
ни в понимании! - возразил доктор.
Егор Егорыч сделал гримасу.
- У