Масоны


кно, около которого сидела адмиральша.
Та бессмысленно взглянула на дочь, как бы не понимая, зачем она это
делает, а потом обратилась к Егору Егорычу и сказала плохо служащим языком:
- Му-за пишет!
- Мамаша говорит, что мы сегодня получили письмо от Музы! - добавила
после нее Сусанна.
- Она здорова? - спросил Егор Егорыч.
- Кажется, что здорова, и только нетерпеливо ждет нас! - отвечала
Сусанна.
Егор Егорыч потер, по обыкновению, себе лоб.
- Когда ж вы думаете ехать? - сказал он.
- Я не знаю, как мамаша? - произнесла, потупляя глаза, Сусанна.
- Что мамаша?.. Мамаша почти ребенок, - в ней все убито! - бормотал
полушепотом Егор Егорыч, воспользовавшись тем, что старушка отвернулась и
по-прежнему совершенно бессмысленно смотрела куда-то вдаль.
- Вам надобно уезжать отсюда скорее и ехать со мной в Кузьмищево! -
продолжал бормотать полушепотом Егор Егорыч; но, видя, что Сусанна все-таки
затрудняется дать ему положительный ответ, он обратился к адмиральше:
- Юлия Матвеевна, вы на этой же неделе должны уехать со мной в мое
Кузьмищево, которое вы, помните, всегда так любили.
- А как же Сусанна? - спросила адмиральша.
- Я, мамаша, тоже с вами поеду! - отозвалась Сусанна.
- А Муза? - спросила адмиральша.
- За Музой мы заедем и возьмем ее с собой! - стал ей толковать Егор
Егорыч. - Доктор, который живет у меня в Кузьмищеве, пишет, что послал сюда
мою карету, и мы все спокойно в ней доедем.
При этом старуха как-то вдруг на что-то такое упорно уставила глаза.
- А Людмила так тут и останется! - проговорила она и громко-громко
зарыдала.
Сусанна бросилась к ней, сжала ее в своих объятиях и уговаривала:
- Мамаша, успокойтесь!
- Людмила уже не здесь, не тут, а в лоне бога! - сказал почти строго
Егор Егорыч, у которого у самого однако текли слезы по щекам.
Та мгновенно перестала рыдать.
- Ну, вината, вината, - проговорила она, будучи не в состоянии
выговорить слово: виновата.
- Мы так поэтому и распорядимся! - отнесся Егор Егорыч к Сусанне.
- Так, хорошо, - отвечала она.
- А я сейчас еду к Звереву, который, говорят, был очень болен и
простудился на похоронах Людмилы Николаевны.
- Непременно тут! - подтвердила Сусанна. - Он добрейший и отличнейший,
должно быть, человек!
- Отличный! Это видно по всему, - согласился Егор Егорыч и полетел в
Красные казармы.
В убранстве небольшой казарменной квартирки Аггея Никитича
единственными украшениями были несколько гравюр и картин, изображающих
чрезвычайно хорошеньких собою женщин, и на изображения эти Аггей Никитич
иногда целые дни проглядывал, куря трубку и предаваясь мечтаниям. В
настоящее время он был хоть еще и слаб, но сидел на диване, одетый по
тогдашней домашней офицерской моде, занесенной с Кавказа, в демикотонный
простеганный архалук, в широкие, тонкого верблюжьего сукна, шальвары и
туфли. Когда Егор Егорыч вошел, Миропа Дмитриевна была уже у Зверева.
Поздоровавшись почти дружески с хозяином, Егор Егорыч раскланялся также
с заметной аттенцией{214} и с m-me Зудченкою.
- Благодарю вас, что вы не отказались посетить меня... Я всю жизнь буду
это помнить! - говорил между тем ему с чувством Аггей Никитич.
Егор Егорыч плюхнул на кресло.
- Прихворнули немножко?.. - сказал он, стараясь не пода