я, весьма злокозненного существа, и с дрожью,
только что не вывихнувшей ей лопатки, поспешила вернуться под возвышенную
защиту звездного неба. Знакомая тропа успокоительными жестами и прочими
утешительными знаменьями (одинокий сверчок, одинокий светоч уличной лампы)
провожала ее до дома. Вдруг она стала и завопила от ужаса: нечто из темных и
бледных пятен, сгустившихся в фантастическую фигуру, поднялось с садовой
скамьи, чуть тронутой светом с крыльца. Я понятия не имею, какова может быть
в Нью-Вае ночная среднеоктябрьская температура, но удивительно, что
отцовская тревога могла в настоящем случае принять такие размеры, какие
оправдали бы бдение на свежем воздухе в пижаме и в невыразимом "купальном
халате", который предстояло сменить моему подарку (смотри примечание к
строке 181).
Во всякой сказке непременно встретишь "три ночи", была третья ночь и в
этой печальной сказке. На сей раз ей захотелось, чтобы родители
освидетельствовали "говорящий свет". Поминутного отчета об этом третьем
заседании в сарае не сохранилось, однако я предлагаю вниманию читателя
нижеследующий скетч, который, как мне представляется, не слишком далек от
истины.
САРАЙ С ПРИВИДЕНИЯМИ
Кромешная тьма. Слышно, как тихо дышат в разных углах Отец, Мать и
Дочь. Проходит три минуты.
ОТЕЦ (Матери)
Тебе там удобно?
МАТЬ
Угу-м. Эти мешки из-под картошки отлично--
ДОЧЬ (с паровозной мощью)
Ш-ш-ш!
В молчании проходит пятнадцать минут. Там и сям
в темноте глаза различают звезду и сизые прорези ночи.
МАТЬ
Это, по-моему, не привидение, -- это у папы журчит в животе.
ДОЧЬ (подчеркнуто)
Очень смешно.
Проползает еще пятнадцать минут. Отец, погрузившись в раздумья о своих
трудах, испускает нейтральный вздох.
ДОЧЬ
Обязательно все время вздыхать?
Проползает пятнадцать минут.
МАТЬ
Если я захраплю, пусть привидение меня ущипнет.
ДОЧЬ (с густо подчеркнутым самообладанием)
Мама! Пожалуйста! Пожалуйста, мама!
Отец прочищает горло, но решает ничего не говорить.
Проползает еще двенадцать минут.
МАТЬ
Кому-нибудь приходило в голову, что в рефриджераторе все еще полно
трубочек с кремом?
Это последняя капля.
ДОЧЬ (взрываясь)
Ну почему все нужно испортить? Почему вам всегда все нужно испортить?
Почему вы не можете оставить человека в покое ? Не трогай меня!
ОТЕЦ
Но послушай, Гэзель, мама больше не скажет ни слова, и мы готовы
продолжать, но ведь мы уже час, как сидим здесь, становится поздно.
Две минуты проходят. Эта жизнь безнадежна, загробная безжалостна.
Слышно, как Гэзель тихо плачет во тьме. Шейд зажигает фонарь, Сибил
сигарету. Встреча откладывается.
Тот свет так и не возвратился, но он замерцал в стихотворении "Природа
электричества" -- году в 1958-ом Джон Шейд отослал его в нью-йоркский журнал
"The Beau and the Butterfly"{1} но напено оно было уже после кончины
Джона.
Не есть ли душ последний дом --
Вольфрамовая нить, -- кто знает?
Быть может, в ночнике моем
Невеста чья-то дотлевает.
И может быть, Шекспир объял
Весь город яркими огнями,
И Шелли яростный накал
Ночниц сзывает вечерами.
Есть номера у фонарей
И тот, с девяткой троекратной,
Лучист и зелен средь ветве
только что не вывихнувшей ей лопатки, поспешила вернуться под возвышенную
защиту звездного неба. Знакомая тропа успокоительными жестами и прочими
утешительными знаменьями (одинокий сверчок, одинокий светоч уличной лампы)
провожала ее до дома. Вдруг она стала и завопила от ужаса: нечто из темных и
бледных пятен, сгустившихся в фантастическую фигуру, поднялось с садовой
скамьи, чуть тронутой светом с крыльца. Я понятия не имею, какова может быть
в Нью-Вае ночная среднеоктябрьская температура, но удивительно, что
отцовская тревога могла в настоящем случае принять такие размеры, какие
оправдали бы бдение на свежем воздухе в пижаме и в невыразимом "купальном
халате", который предстояло сменить моему подарку (смотри примечание к
строке 181).
Во всякой сказке непременно встретишь "три ночи", была третья ночь и в
этой печальной сказке. На сей раз ей захотелось, чтобы родители
освидетельствовали "говорящий свет". Поминутного отчета об этом третьем
заседании в сарае не сохранилось, однако я предлагаю вниманию читателя
нижеследующий скетч, который, как мне представляется, не слишком далек от
истины.
САРАЙ С ПРИВИДЕНИЯМИ
Кромешная тьма. Слышно, как тихо дышат в разных углах Отец, Мать и
Дочь. Проходит три минуты.
ОТЕЦ (Матери)
Тебе там удобно?
МАТЬ
Угу-м. Эти мешки из-под картошки отлично--
ДОЧЬ (с паровозной мощью)
Ш-ш-ш!
В молчании проходит пятнадцать минут. Там и сям
в темноте глаза различают звезду и сизые прорези ночи.
МАТЬ
Это, по-моему, не привидение, -- это у папы журчит в животе.
ДОЧЬ (подчеркнуто)
Очень смешно.
Проползает еще пятнадцать минут. Отец, погрузившись в раздумья о своих
трудах, испускает нейтральный вздох.
ДОЧЬ
Обязательно все время вздыхать?
Проползает пятнадцать минут.
МАТЬ
Если я захраплю, пусть привидение меня ущипнет.
ДОЧЬ (с густо подчеркнутым самообладанием)
Мама! Пожалуйста! Пожалуйста, мама!
Отец прочищает горло, но решает ничего не говорить.
Проползает еще двенадцать минут.
МАТЬ
Кому-нибудь приходило в голову, что в рефриджераторе все еще полно
трубочек с кремом?
Это последняя капля.
ДОЧЬ (взрываясь)
Ну почему все нужно испортить? Почему вам всегда все нужно испортить?
Почему вы не можете оставить человека в покое ? Не трогай меня!
ОТЕЦ
Но послушай, Гэзель, мама больше не скажет ни слова, и мы готовы
продолжать, но ведь мы уже час, как сидим здесь, становится поздно.
Две минуты проходят. Эта жизнь безнадежна, загробная безжалостна.
Слышно, как Гэзель тихо плачет во тьме. Шейд зажигает фонарь, Сибил
сигарету. Встреча откладывается.
Тот свет так и не возвратился, но он замерцал в стихотворении "Природа
электричества" -- году в 1958-ом Джон Шейд отослал его в нью-йоркский журнал
"The Beau and the Butterfly"{1} но напено оно было уже после кончины
Джона.
Не есть ли душ последний дом --
Вольфрамовая нить, -- кто знает?
Быть может, в ночнике моем
Невеста чья-то дотлевает.
И может быть, Шекспир объял
Весь город яркими огнями,
И Шелли яростный накал
Ночниц сзывает вечерами.
Есть номера у фонарей
И тот, с девяткой троекратной,
Лучист и зелен средь ветве