кольной
гошпитали, и ныне, в сорок четыре года, вполне излечился от похоти, каковую
Природа, великая плутовка, влагает в нас, дабы втравить в продолжение рода.
Не удивительно, что совет поразвлечься сильно его прогневил. Думаю, на этом
мне следует оборвать настоящее примечание.
Строки 703-705: Систему тел и т.д.
Очень искусно прилажено здесь троекратное "спряженных", а перекличка
"системы", "темы" и "темноты" сообщает читателю логическое удовлетворение.
Строки 726-728: Ерунда ... тень, мистер Шейд, и даже -- полутень!
Еще один пример особого рода комбинационного волшебства, присущего
нашему поэту. Тонкая игра слов происходит вокруг двух дополнительных (помимо
очевидного синонима "нюанс") значений слова shade{9}. Доктор как бы намекает,
что обморочный Шейд не только сохранил половину своей подлинной личности, но
что он еще и обратился наполовину в призрака, в тень. Хорошо зная врача,
который в то время лечил моего друга, беру на себя смелость прибавить, что
он был слишком большой тугодум, чтобы блеснуть подобной остротой.
Строки 735-736: оборвало ... робот, обормот
Третий взрыв контрапуктической пиротехники. Замысел поэта состоит в
том, чтобы в самой текстуре текста явить нам тонкости той "игры", в которой
он ищет ключ и к жизни, и к смерти (смотри строки 808-829).
Строка 741: Наружный блеск
Утром 16 июля (покамест Шейд трудился над строками 698-746)
безрадостный Градус, устрашась еще одного дня вынужденного безделья в
глумливо сверкающей, живительно шумной Ницце, уселся в кожаное кресло,
украшавшее род вестибюля его пропитанной бурыми запахами замызганной
гостинички, и решил не вылезать из него, покуда не выгонит голод.
Неторопливо копался он в кипе старых журналов на ближнем столе. Так он
сидел, маленький монумент немоты, -- вздыхал, надувал щеки, слюнил большой
палец перед тем, как перевернуть страницу, разглядывал картинки и двигал
губами, сползая по печатным столбцам. Сложив журналы опрятной стопкой, он
отвалился в кресле, сплетая и расплетая пальцы в разнообразных узорах скуки,
-- тогда из соседнего кресла поднялся и скрылся в наружном блеске господин,
оставив за собою газету. Градус перетянул ее себе на колени, расправил -- и
замер над странной заметкой в местных новостях: в виллу "Диза" залезли
взломщики и обобрали бюро, похитив из ларца с драгоценностями массу ценных
старинных медалей.
Тут было над чем задуматься. Есть ли какая-то связь между этой невнятно
неприятной историей и его розысками? И не обязан ли он что-либо предпринять?
Дать в Управление каблограмму? Но сжатое изложение простого события почти
неизбежно смахивает на шифровку. Отправить воздушной почтой вырезку из
газеты? Вооружась безопасным лезвием, он корпел у себя в номере над газетным
листом, когда кто-то бодро забарабанил в дверь. Градус впустил нежданного
гостя -- начальственную Тень, которую он почитал пребывающей onhava-onhava
(далеко-далеко), в дикой, мглистой, почти баснословной Зембле! Поразительные
все-таки штуки учиняет наш магический механический век со старичками
пространством и временем!
То был веселый, и может быть слишком, молодчик в зеленой бархатной
куртке. Его никто не любил, но и в остром уме никто ему не отказывал.
Фамилия его, Изумрудов, отзывалась чем-то русским, но означала на деле
"из умрудов", т.е. из племени
гошпитали, и ныне, в сорок четыре года, вполне излечился от похоти, каковую
Природа, великая плутовка, влагает в нас, дабы втравить в продолжение рода.
Не удивительно, что совет поразвлечься сильно его прогневил. Думаю, на этом
мне следует оборвать настоящее примечание.
Строки 703-705: Систему тел и т.д.
Очень искусно прилажено здесь троекратное "спряженных", а перекличка
"системы", "темы" и "темноты" сообщает читателю логическое удовлетворение.
Строки 726-728: Ерунда ... тень, мистер Шейд, и даже -- полутень!
Еще один пример особого рода комбинационного волшебства, присущего
нашему поэту. Тонкая игра слов происходит вокруг двух дополнительных (помимо
очевидного синонима "нюанс") значений слова shade{9}. Доктор как бы намекает,
что обморочный Шейд не только сохранил половину своей подлинной личности, но
что он еще и обратился наполовину в призрака, в тень. Хорошо зная врача,
который в то время лечил моего друга, беру на себя смелость прибавить, что
он был слишком большой тугодум, чтобы блеснуть подобной остротой.
Строки 735-736: оборвало ... робот, обормот
Третий взрыв контрапуктической пиротехники. Замысел поэта состоит в
том, чтобы в самой текстуре текста явить нам тонкости той "игры", в которой
он ищет ключ и к жизни, и к смерти (смотри строки 808-829).
Строка 741: Наружный блеск
Утром 16 июля (покамест Шейд трудился над строками 698-746)
безрадостный Градус, устрашась еще одного дня вынужденного безделья в
глумливо сверкающей, живительно шумной Ницце, уселся в кожаное кресло,
украшавшее род вестибюля его пропитанной бурыми запахами замызганной
гостинички, и решил не вылезать из него, покуда не выгонит голод.
Неторопливо копался он в кипе старых журналов на ближнем столе. Так он
сидел, маленький монумент немоты, -- вздыхал, надувал щеки, слюнил большой
палец перед тем, как перевернуть страницу, разглядывал картинки и двигал
губами, сползая по печатным столбцам. Сложив журналы опрятной стопкой, он
отвалился в кресле, сплетая и расплетая пальцы в разнообразных узорах скуки,
-- тогда из соседнего кресла поднялся и скрылся в наружном блеске господин,
оставив за собою газету. Градус перетянул ее себе на колени, расправил -- и
замер над странной заметкой в местных новостях: в виллу "Диза" залезли
взломщики и обобрали бюро, похитив из ларца с драгоценностями массу ценных
старинных медалей.
Тут было над чем задуматься. Есть ли какая-то связь между этой невнятно
неприятной историей и его розысками? И не обязан ли он что-либо предпринять?
Дать в Управление каблограмму? Но сжатое изложение простого события почти
неизбежно смахивает на шифровку. Отправить воздушной почтой вырезку из
газеты? Вооружась безопасным лезвием, он корпел у себя в номере над газетным
листом, когда кто-то бодро забарабанил в дверь. Градус впустил нежданного
гостя -- начальственную Тень, которую он почитал пребывающей onhava-onhava
(далеко-далеко), в дикой, мглистой, почти баснословной Зембле! Поразительные
все-таки штуки учиняет наш магический механический век со старичками
пространством и временем!
То был веселый, и может быть слишком, молодчик в зеленой бархатной
куртке. Его никто не любил, но и в остром уме никто ему не отказывал.
Фамилия его, Изумрудов, отзывалась чем-то русским, но означала на деле
"из умрудов", т.е. из племени