Андреевна молча и сурово наблюдала меня. Мне жаль было, - о, мне
жаль было эту гордую девушку! Но я выбежал из квартиры, не оставив ей ни
слова в надежду.
IV.
Постараюсь сократить. Решение мое было принято неизменно, и я прямо
отправился к Татьяне Павловне. Увы! могло бы быть предупреждено большое
несчастие, если б я ее застал тогда дома; но, как нарочно, в этот день меня
особенно преследовала неудача. Я, конечно, зашел и к маме, во-первых, чтоб
проведать бедную маму, а во-вторых, рассчитывая почти наверно встретить там
Татьяну Павловну; но и там ее не было; она только что куда-то ушла, а мама
лежала больная, и с ней оставалась одна Лиза. Лиза попросила меня не входить
и не будить мамы: "Всю ночь не спала, мучилась; слава богу, что хоть теперь
заснула". Я обнял Лизу и сказал ей только два слова о том, что принял
огромное и роковое решение и сейчас его исполню. Она выслушала без особого
удивления, как самые обыкновенные слова. О, они все привыкли тогда к моим
беспрерывным "последним решениям" и потом малодушным отменам их. Но теперь -
теперь было дело другое! Я зашел, однако же, в трактир на канаве и посидел
там, чтоб выждать и чтоб уж наверно застать Татьяну Павловну. Впрочем,
объясню, зачем мне так вдруг понадобилась эта женщина. Дело в том, что я
хотел ее тотчас послать к Катерине Николаевне, чтоб попросить ту в ее
квартиру и при Татьяне же Павловне возвратить документ, объяснив все и раз
навсегда... Одним словом, я хотел только должного; я хотел оправдать себя
раз навсегда. Порешив с этим пунктом, я непременно, и уже настоятельно,
положил замолвить тут же несколько слов в пользу Анны Андреевны и, если
возможно, взяв Катерину Николаевну и Татьяну Павловну (как свидетельницу),
привезти их ко мне, то есть к князю, там помирить враждующих женщин,
воскресить князя и... и... одним словом, по крайней мере тут, в этой кучке,
сегодня же, сделать всех счастливыми, так что оставались бы лишь один
Версилов и мама. Я не мог сомневаться в успехе: Катерина Николаевна, из
благодарности за возвращение письма, за которое я не спросил бы с нее
ничего, не могла мне отказать в такой просьбе. Увы! Я все еще воображал, что
обладаю документом. О, в каком глупом и недостойном был я положении, сам
того не ведая!
Уже сильно смерклось и было уже около четырех часов, когда я опять
наведался к Татьяне Павловне. Марья ответила грубо, что "не приходила". Я
очень припоминаю теперь странный взгляд исподлобья Марьи; но, разумеется,
тогда мне еще ничего не могло зайти в голову. Напротив, меня вдруг кольнула
другая мысль: в досаде и в некотором унынии спускаясь с лестницы от Татьяны
Павловны, я вспомнил бедного князя, простиравшего ко мне давеча руки, - и я
вдруг больно укорил себя за то, что я его бросил, может быть, даже из личной
досады. Я с беспокойством начал представлять себе, что в мое отсутствие
могло произойти у них даже что-нибудь очень нехорошее, и поспешно направился
домой. Дома, однако, произошли лишь следующие обстоятельства.
Анна Андреевна, выйдя давеча от меня во гневе, еще не потеряла духа.
Надобно передать, что она еще с утра посылала к Ламберту, затем послала к
нему еще раз, и так как Ламберта все не оказывалось дома, то послала наконец
своего брата искать его. Бедная, видя мое сопротивление, возложила на
Ламберта и на влияние его на меня свою последнюю наде
жаль было эту гордую девушку! Но я выбежал из квартиры, не оставив ей ни
слова в надежду.
IV.
Постараюсь сократить. Решение мое было принято неизменно, и я прямо
отправился к Татьяне Павловне. Увы! могло бы быть предупреждено большое
несчастие, если б я ее застал тогда дома; но, как нарочно, в этот день меня
особенно преследовала неудача. Я, конечно, зашел и к маме, во-первых, чтоб
проведать бедную маму, а во-вторых, рассчитывая почти наверно встретить там
Татьяну Павловну; но и там ее не было; она только что куда-то ушла, а мама
лежала больная, и с ней оставалась одна Лиза. Лиза попросила меня не входить
и не будить мамы: "Всю ночь не спала, мучилась; слава богу, что хоть теперь
заснула". Я обнял Лизу и сказал ей только два слова о том, что принял
огромное и роковое решение и сейчас его исполню. Она выслушала без особого
удивления, как самые обыкновенные слова. О, они все привыкли тогда к моим
беспрерывным "последним решениям" и потом малодушным отменам их. Но теперь -
теперь было дело другое! Я зашел, однако же, в трактир на канаве и посидел
там, чтоб выждать и чтоб уж наверно застать Татьяну Павловну. Впрочем,
объясню, зачем мне так вдруг понадобилась эта женщина. Дело в том, что я
хотел ее тотчас послать к Катерине Николаевне, чтоб попросить ту в ее
квартиру и при Татьяне же Павловне возвратить документ, объяснив все и раз
навсегда... Одним словом, я хотел только должного; я хотел оправдать себя
раз навсегда. Порешив с этим пунктом, я непременно, и уже настоятельно,
положил замолвить тут же несколько слов в пользу Анны Андреевны и, если
возможно, взяв Катерину Николаевну и Татьяну Павловну (как свидетельницу),
привезти их ко мне, то есть к князю, там помирить враждующих женщин,
воскресить князя и... и... одним словом, по крайней мере тут, в этой кучке,
сегодня же, сделать всех счастливыми, так что оставались бы лишь один
Версилов и мама. Я не мог сомневаться в успехе: Катерина Николаевна, из
благодарности за возвращение письма, за которое я не спросил бы с нее
ничего, не могла мне отказать в такой просьбе. Увы! Я все еще воображал, что
обладаю документом. О, в каком глупом и недостойном был я положении, сам
того не ведая!
Уже сильно смерклось и было уже около четырех часов, когда я опять
наведался к Татьяне Павловне. Марья ответила грубо, что "не приходила". Я
очень припоминаю теперь странный взгляд исподлобья Марьи; но, разумеется,
тогда мне еще ничего не могло зайти в голову. Напротив, меня вдруг кольнула
другая мысль: в досаде и в некотором унынии спускаясь с лестницы от Татьяны
Павловны, я вспомнил бедного князя, простиравшего ко мне давеча руки, - и я
вдруг больно укорил себя за то, что я его бросил, может быть, даже из личной
досады. Я с беспокойством начал представлять себе, что в мое отсутствие
могло произойти у них даже что-нибудь очень нехорошее, и поспешно направился
домой. Дома, однако, произошли лишь следующие обстоятельства.
Анна Андреевна, выйдя давеча от меня во гневе, еще не потеряла духа.
Надобно передать, что она еще с утра посылала к Ламберту, затем послала к
нему еще раз, и так как Ламберта все не оказывалось дома, то послала наконец
своего брата искать его. Бедная, видя мое сопротивление, возложила на
Ламберта и на влияние его на меня свою последнюю наде