ших поступков князя Сергея Петровича); ребенок теперь здесь, в той
комнате, и я давно хотел тебе показать его. Князь Сергей Петрович не смел
сюда приходить и смотреть на ребенка; это был мой с ним уговор еще за
границей. Я взял его к себе, с позволения твоей мамы. С позволения твоей
мамы хотел тогда и жениться на этой... несчастной...
- Разве такое позволение возможно? - промолвил я с горячностью.
- О да! она мне позволила: ревнуют к женщинам, а это была не женщина.
- Не женщина для всех, кроме мамы! В жизнь не поверю, чтоб мама не
ревновала! - вскричал я.
- И ты прав. Я догадался о том, когда уже было все кончено, то есть
когда она дала позволение. Но оставь об этом. Дело не сладилось за смертью
Лидии, да, может, если б и осталась в живых, то не сладилось бы, а маму я и
теперь не пускаю к ребенку. Это - лишь эпизод. Милый мой, я давно тебя ждал
сюда. Я давно мечтал, как мы здесь сойдемся; знаешь ли, как давно? - уже два
года мечтал.
Он искренно и правдиво посмотрел на меня, с беззаветною горячностью
сердца. Я схватил его за руку:
- Зачем вы медлили, зачем давно не звали? Если б вы знали, что было...
и чего бы не было, если б давно меня кликнули!..
В это мгновение внесли самовар, а Настасья Егоровна вдруг внесла
ребенка, спящего.
- Посмотри на него, - сказал Версилов, - я его люблю и велел принести
теперь нарочно, чтоб ты тоже посмотрел на него. Ну, и унесите его опять,
Настасья Егоровна. Садись к самовару. Я буду воображать, что мы вечно с
тобой так жили и каждый вечер сходились, не разлучаясь. Дай мне посмотреть
на тебя: сядь вот так, чтоб я твое лицо видел. Как я его люблю, твое лицо!
Как я воображал себе твое лицо, еще когда ждал тебя из Москвы! Ты
спрашиваешь: зачем давно за тобой не послал? Подожди, это ты, может быть, и
поймешь теперь.
- Но неужели только смерть этого старика вам теперь развязала язык? это
странно...
Но если я и вымолвил это, то смотрел я с любовью. Говорили мы как два
друга, в высшем и полном смысле слова. Он привел меня сюда, чтобы что-то мне
выяснить, рассказать, оправдать; а между тем уже все было, раньше слов,
разъяснено и оправдано. Что бы я ни услышал от него теперь - результат уже
был достигнут, и мы оба со счастием знали про это и так и смотрели друг на
друга.
- Не то что смерть этого старика, - ответил он, - не одна смерть; есть
и другое, что попало теперь в одну точку... Да благословит бог это мгновение
и нашу жизнь, впредь и надолго! Милый мой, поговорим. Я все разбиваюсь,
развлекаюсь, хочу говорить об одном, а ударяюсь в тысячу боковых
подробностей. Это всегда бывает, когда сердце полно... Но поговорим; время
пришло, а я давно влюблен в тебя, мальчик...
Он откинулся в своих креслах и еще раз оглядел меня.
- Как это странно! Как это странно слышать! - повторял я, утопая в
восторге.
И вот, помню, в лице его вдруг мелькнула его обычная складка - как бы
грусти и насмешки вместе, столь мне знакомая. Он скрепился и как бы с
некоторою натугою начал.
II.
- Вот что, Аркадий: если б я и позвал тебя раньше, то что бы сказал
тебе? В этом вопросе весь мой ответ.
- То есть вы хотите сказать, что вы теперь - мамин муж и мой отец, а
тогда... Вы насчет социального положения не знали бы, что сказать мне
прежде? Так ли?
- Не об одном этом, милый, не зна
комнате, и я давно хотел тебе показать его. Князь Сергей Петрович не смел
сюда приходить и смотреть на ребенка; это был мой с ним уговор еще за
границей. Я взял его к себе, с позволения твоей мамы. С позволения твоей
мамы хотел тогда и жениться на этой... несчастной...
- Разве такое позволение возможно? - промолвил я с горячностью.
- О да! она мне позволила: ревнуют к женщинам, а это была не женщина.
- Не женщина для всех, кроме мамы! В жизнь не поверю, чтоб мама не
ревновала! - вскричал я.
- И ты прав. Я догадался о том, когда уже было все кончено, то есть
когда она дала позволение. Но оставь об этом. Дело не сладилось за смертью
Лидии, да, может, если б и осталась в живых, то не сладилось бы, а маму я и
теперь не пускаю к ребенку. Это - лишь эпизод. Милый мой, я давно тебя ждал
сюда. Я давно мечтал, как мы здесь сойдемся; знаешь ли, как давно? - уже два
года мечтал.
Он искренно и правдиво посмотрел на меня, с беззаветною горячностью
сердца. Я схватил его за руку:
- Зачем вы медлили, зачем давно не звали? Если б вы знали, что было...
и чего бы не было, если б давно меня кликнули!..
В это мгновение внесли самовар, а Настасья Егоровна вдруг внесла
ребенка, спящего.
- Посмотри на него, - сказал Версилов, - я его люблю и велел принести
теперь нарочно, чтоб ты тоже посмотрел на него. Ну, и унесите его опять,
Настасья Егоровна. Садись к самовару. Я буду воображать, что мы вечно с
тобой так жили и каждый вечер сходились, не разлучаясь. Дай мне посмотреть
на тебя: сядь вот так, чтоб я твое лицо видел. Как я его люблю, твое лицо!
Как я воображал себе твое лицо, еще когда ждал тебя из Москвы! Ты
спрашиваешь: зачем давно за тобой не послал? Подожди, это ты, может быть, и
поймешь теперь.
- Но неужели только смерть этого старика вам теперь развязала язык? это
странно...
Но если я и вымолвил это, то смотрел я с любовью. Говорили мы как два
друга, в высшем и полном смысле слова. Он привел меня сюда, чтобы что-то мне
выяснить, рассказать, оправдать; а между тем уже все было, раньше слов,
разъяснено и оправдано. Что бы я ни услышал от него теперь - результат уже
был достигнут, и мы оба со счастием знали про это и так и смотрели друг на
друга.
- Не то что смерть этого старика, - ответил он, - не одна смерть; есть
и другое, что попало теперь в одну точку... Да благословит бог это мгновение
и нашу жизнь, впредь и надолго! Милый мой, поговорим. Я все разбиваюсь,
развлекаюсь, хочу говорить об одном, а ударяюсь в тысячу боковых
подробностей. Это всегда бывает, когда сердце полно... Но поговорим; время
пришло, а я давно влюблен в тебя, мальчик...
Он откинулся в своих креслах и еще раз оглядел меня.
- Как это странно! Как это странно слышать! - повторял я, утопая в
восторге.
И вот, помню, в лице его вдруг мелькнула его обычная складка - как бы
грусти и насмешки вместе, столь мне знакомая. Он скрепился и как бы с
некоторою натугою начал.
II.
- Вот что, Аркадий: если б я и позвал тебя раньше, то что бы сказал
тебе? В этом вопросе весь мой ответ.
- То есть вы хотите сказать, что вы теперь - мамин муж и мой отец, а
тогда... Вы насчет социального положения не знали бы, что сказать мне
прежде? Так ли?
- Не об одном этом, милый, не зна