если кто воскрес, то
я первый. Я перед вами низок мыслями, Катерина Николаевна, и, может быть, не
более часу назад я совершил низость против вас и делом, но знайте, я вот
сижу подле вас и не чувствую никакого угрызения. Потому что все теперь
исчезло и все по-новому, а того человека, который час назад замышлял против
вас низость, я не знаю и знать не хочу!
- Очнитесь, - улыбнулась она, - вы как будто немножко в бреду.
- И разве можно судить себя подле вас?.. - продолжал я, - будь честный,
будь низкий - вы все равно, как солнце, недосягаемы... Скажите, как это вы
могли выйти ко мне, после всего, что было? Да если б вы знали, что было час
назад, только час? И какой сон сбылся?
- Все, должно быть, знаю, - тихо улыбнулась она, - вы только что хотели
мне в чем-нибудь отмстить, поклялись меня погубить и наверно убили бы или
прибили тут же всякого, который осмелился бы сказать обо мне при вас хоть
одно худое слово.
О, она улыбалась и шутила; но это лишь по чрезмерной ее доброте, потому
что вся душа ее в ту минуту была полна, как сообразил я после, такой
собственной огромной заботы и такого сильного и могущественного ощущения,
что разговаривать со мной и отвечать на мои пустенькие, раздражительные
вопросы она могла лишь вроде как когда отвечают маленькому ребенку на
какой-нибудь его детский неотвязный вопрос, чтоб отвязаться. Я это вдруг
понял, и мне стало стыдно, но я уже не мог отвязаться.
- Нет, - вскричал я, не владея собой, - нет, я не убил того, который
говорил об вас худо, а напротив, я же его и поддержал!
- О, ради бога, не надо, не нужно, не рассказывайте ничего, - протянула
она вдруг руку, чтобы остановить меня, и даже с каким-то страданием в лице,
но я уже вскочил с места и стал перед нею, чтоб высказать все, и, если б
высказал, не случилось бы того, что вышло после, потому что наверно
кончилось бы тем, что я бы сознался во всем и возвратил ей документ. Но она
вдруг засмеялась:
- Не надо, не надо ничего, никаких подробностей! все ваши преступления
я сама знаю: бьюсь об заклад, вы хотели на мне жениться, или вроде того, и
только что сговаривались об этом с каким-нибудь из ваших помощников, ваших
прежних школьных друзей... Ах, да ведь я, кажется, угадала! - вскричала она,
серьезно всматриваясь в мое лицо.
- Как... как вы могли угадать? - пролепетал было я, как дурак, страшно
пораженный.
- Ну вот еще! Но довольно, довольно! я вам прощаю, только перестаньте
об этом, - махнула она опять рукой, уже с видимым нетерпением. - Я - сама
мечтательница, и если б вы знали, к каким средствам в мечтах прибегаю в
минуты, когда во мне удержу нет! Довольно, вы меня все сбиваете. Я очень
рада, что Татьяна Павловна ушла; мне очень хотелось вас видеть, а при ней
нельзя было бы так, как теперь, говорить. Мне кажется, я перед вами виновата
в том, что тогда случилось. Да? Ведь да?
- Вы виноваты? Но тогда я предал вас ему, и - что могли вы обо мне
подумать! Я об этом думал все это время, все эти дни, с тех пор, каждую
минуту, думал и ощущал. (Я ей не солгал.)
- Напрасно так себя мучили, я тогда же слишком поняла, как это все
вышло; просто вы проговорились ему тогда в радости, что в меня влюблены и
что я... ну, и что я вас слушаю. На то вам и двадцать лет. Ведь вы его
любите больше всего мира, ищете в нем друга, идеал? Я слишком это поняла, но
уж
я первый. Я перед вами низок мыслями, Катерина Николаевна, и, может быть, не
более часу назад я совершил низость против вас и делом, но знайте, я вот
сижу подле вас и не чувствую никакого угрызения. Потому что все теперь
исчезло и все по-новому, а того человека, который час назад замышлял против
вас низость, я не знаю и знать не хочу!
- Очнитесь, - улыбнулась она, - вы как будто немножко в бреду.
- И разве можно судить себя подле вас?.. - продолжал я, - будь честный,
будь низкий - вы все равно, как солнце, недосягаемы... Скажите, как это вы
могли выйти ко мне, после всего, что было? Да если б вы знали, что было час
назад, только час? И какой сон сбылся?
- Все, должно быть, знаю, - тихо улыбнулась она, - вы только что хотели
мне в чем-нибудь отмстить, поклялись меня погубить и наверно убили бы или
прибили тут же всякого, который осмелился бы сказать обо мне при вас хоть
одно худое слово.
О, она улыбалась и шутила; но это лишь по чрезмерной ее доброте, потому
что вся душа ее в ту минуту была полна, как сообразил я после, такой
собственной огромной заботы и такого сильного и могущественного ощущения,
что разговаривать со мной и отвечать на мои пустенькие, раздражительные
вопросы она могла лишь вроде как когда отвечают маленькому ребенку на
какой-нибудь его детский неотвязный вопрос, чтоб отвязаться. Я это вдруг
понял, и мне стало стыдно, но я уже не мог отвязаться.
- Нет, - вскричал я, не владея собой, - нет, я не убил того, который
говорил об вас худо, а напротив, я же его и поддержал!
- О, ради бога, не надо, не нужно, не рассказывайте ничего, - протянула
она вдруг руку, чтобы остановить меня, и даже с каким-то страданием в лице,
но я уже вскочил с места и стал перед нею, чтоб высказать все, и, если б
высказал, не случилось бы того, что вышло после, потому что наверно
кончилось бы тем, что я бы сознался во всем и возвратил ей документ. Но она
вдруг засмеялась:
- Не надо, не надо ничего, никаких подробностей! все ваши преступления
я сама знаю: бьюсь об заклад, вы хотели на мне жениться, или вроде того, и
только что сговаривались об этом с каким-нибудь из ваших помощников, ваших
прежних школьных друзей... Ах, да ведь я, кажется, угадала! - вскричала она,
серьезно всматриваясь в мое лицо.
- Как... как вы могли угадать? - пролепетал было я, как дурак, страшно
пораженный.
- Ну вот еще! Но довольно, довольно! я вам прощаю, только перестаньте
об этом, - махнула она опять рукой, уже с видимым нетерпением. - Я - сама
мечтательница, и если б вы знали, к каким средствам в мечтах прибегаю в
минуты, когда во мне удержу нет! Довольно, вы меня все сбиваете. Я очень
рада, что Татьяна Павловна ушла; мне очень хотелось вас видеть, а при ней
нельзя было бы так, как теперь, говорить. Мне кажется, я перед вами виновата
в том, что тогда случилось. Да? Ведь да?
- Вы виноваты? Но тогда я предал вас ему, и - что могли вы обо мне
подумать! Я об этом думал все это время, все эти дни, с тех пор, каждую
минуту, думал и ощущал. (Я ей не солгал.)
- Напрасно так себя мучили, я тогда же слишком поняла, как это все
вышло; просто вы проговорились ему тогда в радости, что в меня влюблены и
что я... ну, и что я вас слушаю. На то вам и двадцать лет. Ведь вы его
любите больше всего мира, ищете в нем друга, идеал? Я слишком это поняла, но
уж