идание мое с князем он
допустил и устроил в своей комнате, любезно уступив ее нам. Комната была как
комната - обыкновенная комната на казенной квартире у чиновника известной
руки, - это тоже, я думаю, лишнее описывать. Таким образом, с князем мы
остались одни.
Он вышел ко мне в каком-то полувоенном домашнем костюме, но в чистейшем
белье, в щеголеватом галстухе, вымытый и причесанный, вместе с тем ужасно
похудевший и пожелтевший. Эту желтизну я заметил даже в глазах его. Одним
словом, он так переменился на вид, что я остановился даже в недоумении.
- Как вы изменились! - вскричал я.
- Это ничего! Садитесь, голубчик, - полуфатски показал он мне на
кресло, и сам сел напротив. - Перейдем к главному: видите, мой милый Алексей
Макарович...
- Аркадий, - поправил я.
- Что? Ах да; ну-ну, все равно. Ах да! - сообразил он вдруг, -
извините, голубчик, перейдем к главному...
Одним словом, он ужасно торопился к чему-то перейти. Он был весь чем-то
проникнут, с ног до головы, какою-то главнейшею идеей, которую желал
формулировать и мне изложить. Он говорил ужасно много и скоро, с напряжением
и страданием разъясняя и жестикулируя, но в первые минуты я решительно
ничего не понимал.
- Короче сказать (он уже десять раз перед тем употребил слово "короче
сказать"), короче сказать, - заключил он, - если я вас, Аркадий Макарович,
потревожил и так настоятельно позвал вчера через Лизу, то хоть это и пожар,
но так как сущность решения должна быть чрезвычайная и окончательная, то
мы...
- Позвольте, князь, - перебил я, - вы звали меня вчера? - Мне Лиза
ровно ничего не передавала.
- Как! - вскричал он, вдруг останавливаясь в чрезвычайном недоумении,
даже почти в испуге.
- Она мне ровно ничего не передавала. Она вечером вчера пришла такая
расстроенная, что не успела даже сказать со мной слова.
Князь вскочил со стула.
- Неужели вы вправду, Аркадий Макарович? В таком случае это... это...
- Да что ж тут, однако, такого? Чего вы так беспокоитесь? Просто
забыла, или что-нибудь...
Он сел, но на него нашел как бы столбняк. Казалось, известие о том, что
Лиза мне ничего не передала, просто придавило его. Он быстро вдруг заговорил
и замахал руками, но опять ужасно трудно было понять.
- Постойте! - проговорил он вдруг, умолкая и подымая кверху палец, -
постойте, это... это... если только не ошибусь... это - штуки-с!.. -
пробормотал он с улыбкою маньяка, - и значит, что...
- Это ровно ничего не значит! - перебил я, - и не понимаю только,
почему такое пустое обстоятельство вас так мучит... Ах, князь, с тех пор, с
той самой ночи, - помните...
- С какой ночи и что? - капризно крикнул он, явно досадуя, что я
перебил.
- У Зерщикова, где мы виделись в последний раз, ну вот перед вашим
письмом? Вы тогда тоже были в ужасном волнении, но тогда и теперь - это
такая разница, что я даже ужасаюсь на вас... Или вы не помните?
- Ах да, - произнес он голосом светского человека, и как бы вдруг
припомнив, - ах да! Тот вечер... Я слышал... Ну как ваше здоровье и как вы
теперь сами после всего этого, Аркадий Макарович?.. Но, однако, перейдем к
главному. Я, видите ли, собственно преследую три цели; три задачи передо
мной, и я...
Он быстро заговорил опять о своем "главном". Я понял наконец, что вижу
перед собой человека, котором
допустил и устроил в своей комнате, любезно уступив ее нам. Комната была как
комната - обыкновенная комната на казенной квартире у чиновника известной
руки, - это тоже, я думаю, лишнее описывать. Таким образом, с князем мы
остались одни.
Он вышел ко мне в каком-то полувоенном домашнем костюме, но в чистейшем
белье, в щеголеватом галстухе, вымытый и причесанный, вместе с тем ужасно
похудевший и пожелтевший. Эту желтизну я заметил даже в глазах его. Одним
словом, он так переменился на вид, что я остановился даже в недоумении.
- Как вы изменились! - вскричал я.
- Это ничего! Садитесь, голубчик, - полуфатски показал он мне на
кресло, и сам сел напротив. - Перейдем к главному: видите, мой милый Алексей
Макарович...
- Аркадий, - поправил я.
- Что? Ах да; ну-ну, все равно. Ах да! - сообразил он вдруг, -
извините, голубчик, перейдем к главному...
Одним словом, он ужасно торопился к чему-то перейти. Он был весь чем-то
проникнут, с ног до головы, какою-то главнейшею идеей, которую желал
формулировать и мне изложить. Он говорил ужасно много и скоро, с напряжением
и страданием разъясняя и жестикулируя, но в первые минуты я решительно
ничего не понимал.
- Короче сказать (он уже десять раз перед тем употребил слово "короче
сказать"), короче сказать, - заключил он, - если я вас, Аркадий Макарович,
потревожил и так настоятельно позвал вчера через Лизу, то хоть это и пожар,
но так как сущность решения должна быть чрезвычайная и окончательная, то
мы...
- Позвольте, князь, - перебил я, - вы звали меня вчера? - Мне Лиза
ровно ничего не передавала.
- Как! - вскричал он, вдруг останавливаясь в чрезвычайном недоумении,
даже почти в испуге.
- Она мне ровно ничего не передавала. Она вечером вчера пришла такая
расстроенная, что не успела даже сказать со мной слова.
Князь вскочил со стула.
- Неужели вы вправду, Аркадий Макарович? В таком случае это... это...
- Да что ж тут, однако, такого? Чего вы так беспокоитесь? Просто
забыла, или что-нибудь...
Он сел, но на него нашел как бы столбняк. Казалось, известие о том, что
Лиза мне ничего не передала, просто придавило его. Он быстро вдруг заговорил
и замахал руками, но опять ужасно трудно было понять.
- Постойте! - проговорил он вдруг, умолкая и подымая кверху палец, -
постойте, это... это... если только не ошибусь... это - штуки-с!.. -
пробормотал он с улыбкою маньяка, - и значит, что...
- Это ровно ничего не значит! - перебил я, - и не понимаю только,
почему такое пустое обстоятельство вас так мучит... Ах, князь, с тех пор, с
той самой ночи, - помните...
- С какой ночи и что? - капризно крикнул он, явно досадуя, что я
перебил.
- У Зерщикова, где мы виделись в последний раз, ну вот перед вашим
письмом? Вы тогда тоже были в ужасном волнении, но тогда и теперь - это
такая разница, что я даже ужасаюсь на вас... Или вы не помните?
- Ах да, - произнес он голосом светского человека, и как бы вдруг
припомнив, - ах да! Тот вечер... Я слышал... Ну как ваше здоровье и как вы
теперь сами после всего этого, Аркадий Макарович?.. Но, однако, перейдем к
главному. Я, видите ли, собственно преследую три цели; три задачи передо
мной, и я...
Он быстро заговорил опять о своем "главном". Я понял наконец, что вижу
перед собой человека, котором