десяти гульденов и опять с passe. К passe я
имею предрассудок. Я проиграл... Оставалось у меня шестьдесят гульденов
серебряною монетою; я подумал - и предпочел zero. Я стал разом ставить на
него по пяти гульденов; с третьей ставки вдруг выходит zero, я чуть не умер
от радости, получив сто семьдесят пять гульденов; когда я выиграл сто тысяч
гульденов, я не был так pад. Тотчас же я поставил сто гульденов на rouge -
дала; все двести на rouge - дала; все четыреста на noir - дала; все
восемьсот на manque - дала; считая с прежним, было тысяча семьсот
гульденов, и это - менее чем в пять минут! Да, в эдакие-то мгновения
забываешь и все прежние неудачи! Ведь я добыл это более чем жизнию рискуя,
осмелился рискнуть и - вот я опять в числе человеков!
Я занял номер, заперся и часов до трех сидел и считал свои деньги.
Наутро я проснулся уже не лакеем. Я решил в тот же день выехать в Гомбург:
там я не служил в лакеях и в тюрьме не сидел. За полчаса до поезда я
отпpавился поставить две ставки, не более, и проиграл полторы тысячи
флоринов. Однако же все-таки переехал в Гомбург, и вот уже месяц, как я
здесь...
Я, конечно, живу в постоянной тревоге, играю по самой маленькой и
чего-то жду, рассчитываю, стою по целым дням у игорного стола и наблюдаю
игру, даже во сне вижу игру, но при всем этом мне кажется, что я как будто
одеревенел, точно загряз в какой-то тине. Заключаю это по впечатлению при
встрече с мистером Астлеем. Мы не видались с того самого времени и
встретились нечаянно; вот как это было. Я шел в саду и рассчитывал, что
теперь я почти без денег, но что у меня есть пятьдесят гульденов, кроме
того, в отеле, где я занимаю каморку, я третьего дня совсем расплатился.
Итак, мне остается возможность один только раз пойти теперь на рулетку, -
если выиграю хоть что-нибудь, можно будет продолжать игру; если проиграю -
надо опять идти в лакеи, в случае если не найду сейчас русских, которым бы
понадобился учитель. Занятый этою мыслью, я пошел, моею ежедневною
прогулкою чрез парк и чрез лес, в соседнее княжество. Иногда я выхаживал
таким образом часа по четыре и возвращался в Гомбург усталый и голодный.
Только что вышел я из сада в парк, как вдруг на скамейке увидел мистера
Астлея. Он первый меня заметил и окликнул меня. Я сел подле него. Заметив
же в нем некоторую важность, я тотчас же умерил мою радость; а то я было
ужасно обрадовался ему.
- Итак, вы здесь! Я так и думал, что вас повстречаю, - сказал он мне.
- Не беспокойтесь рассказывать: я знаю, я все знаю; вся ваша жизнь в эти
год и восемь месяцев мне известна.
- Ба! вот как вы следите за старыми друзьями! - ответил я. - Это
делает вам честь, что не забываете... Постойте, однако ж, вы даете мне
мысль - не вы ли выкупили меня из рулетенбургской тюрьмы, где я сидел за
долг в двести гульденов? Меня выкупил неизвестный.
- Нет, о нет; я не выкупал вас из рулетенбургской тюрьмы, где вы
сидели за долг в двести гульденов, но я знал, что вы сидели в тюрьме за
долг в двести гульденов.
- Значит, все-таки знаете, кто меня выкупил?
- О нет, не могу сказать, что знаю, кто вас выкупил.
- Странно; нашим русским я никому не известен, да русские здесь,
пожалуй, и не выкупят; это у нас там, в России, православные выкупают
православных. А я так и думал, что какой-нибудь чудак-англичанин, из
странности.
Мистер Астлей слушал меня с некоторым удивлением. Он, кажется, думал
найти меня унылым и убитым.
- Од
имею предрассудок. Я проиграл... Оставалось у меня шестьдесят гульденов
серебряною монетою; я подумал - и предпочел zero. Я стал разом ставить на
него по пяти гульденов; с третьей ставки вдруг выходит zero, я чуть не умер
от радости, получив сто семьдесят пять гульденов; когда я выиграл сто тысяч
гульденов, я не был так pад. Тотчас же я поставил сто гульденов на rouge -
дала; все двести на rouge - дала; все четыреста на noir - дала; все
восемьсот на manque - дала; считая с прежним, было тысяча семьсот
гульденов, и это - менее чем в пять минут! Да, в эдакие-то мгновения
забываешь и все прежние неудачи! Ведь я добыл это более чем жизнию рискуя,
осмелился рискнуть и - вот я опять в числе человеков!
Я занял номер, заперся и часов до трех сидел и считал свои деньги.
Наутро я проснулся уже не лакеем. Я решил в тот же день выехать в Гомбург:
там я не служил в лакеях и в тюрьме не сидел. За полчаса до поезда я
отпpавился поставить две ставки, не более, и проиграл полторы тысячи
флоринов. Однако же все-таки переехал в Гомбург, и вот уже месяц, как я
здесь...
Я, конечно, живу в постоянной тревоге, играю по самой маленькой и
чего-то жду, рассчитываю, стою по целым дням у игорного стола и наблюдаю
игру, даже во сне вижу игру, но при всем этом мне кажется, что я как будто
одеревенел, точно загряз в какой-то тине. Заключаю это по впечатлению при
встрече с мистером Астлеем. Мы не видались с того самого времени и
встретились нечаянно; вот как это было. Я шел в саду и рассчитывал, что
теперь я почти без денег, но что у меня есть пятьдесят гульденов, кроме
того, в отеле, где я занимаю каморку, я третьего дня совсем расплатился.
Итак, мне остается возможность один только раз пойти теперь на рулетку, -
если выиграю хоть что-нибудь, можно будет продолжать игру; если проиграю -
надо опять идти в лакеи, в случае если не найду сейчас русских, которым бы
понадобился учитель. Занятый этою мыслью, я пошел, моею ежедневною
прогулкою чрез парк и чрез лес, в соседнее княжество. Иногда я выхаживал
таким образом часа по четыре и возвращался в Гомбург усталый и голодный.
Только что вышел я из сада в парк, как вдруг на скамейке увидел мистера
Астлея. Он первый меня заметил и окликнул меня. Я сел подле него. Заметив
же в нем некоторую важность, я тотчас же умерил мою радость; а то я было
ужасно обрадовался ему.
- Итак, вы здесь! Я так и думал, что вас повстречаю, - сказал он мне.
- Не беспокойтесь рассказывать: я знаю, я все знаю; вся ваша жизнь в эти
год и восемь месяцев мне известна.
- Ба! вот как вы следите за старыми друзьями! - ответил я. - Это
делает вам честь, что не забываете... Постойте, однако ж, вы даете мне
мысль - не вы ли выкупили меня из рулетенбургской тюрьмы, где я сидел за
долг в двести гульденов? Меня выкупил неизвестный.
- Нет, о нет; я не выкупал вас из рулетенбургской тюрьмы, где вы
сидели за долг в двести гульденов, но я знал, что вы сидели в тюрьме за
долг в двести гульденов.
- Значит, все-таки знаете, кто меня выкупил?
- О нет, не могу сказать, что знаю, кто вас выкупил.
- Странно; нашим русским я никому не известен, да русские здесь,
пожалуй, и не выкупят; это у нас там, в России, православные выкупают
православных. А я так и думал, что какой-нибудь чудак-англичанин, из
странности.
Мистер Астлей слушал меня с некоторым удивлением. Он, кажется, думал
найти меня унылым и убитым.
- Од