делом заниматься, Адель?
- Кушать-то надо.
Он взял со стола папку, раскрыл ее и некоторое время глядел внутрь, словно сверяясь с
лежащей там инструкцией. Затем закрыл ее и положил на место.
- А где живешь? Снимаешь? - спросил он. - Ну.
- И сколько вас в квартире, кроме мамочки? Пять? Десять?
- Когда как.
На этой стадии обычный развратник уже дошел бы до точки кипения. Похоже, и мой
работодатель был от нее недалеко.
- Тебе семнадцать точно есть, детка? - спросил он.
- Есть, папашка, есть, - сказала я, поднимая на него глаза. - Семнадцать мгновений
весны.
Это была провокативная реплика. Он заржал. Теперь мне снова следовало ограничиваться
короткими смутными фразами. Но он, как оказалось, тоже умел быть провокативным.
- Хорошо, - сказал он. - Раз такой базар у нас пошел, пора представиться.
На стол передо мной легла раскрытая книжечка-удостоверение. Я внимательно прочитала
написанное в ней, потом сличила его лицо с фотографией. На фотографии он был в кителе с
погонами. Его звали Владимир Михайлович. Он был полковником ФСБ.
- Называй меня Михалыч, - сказал он и ухмыльнулся. - Так меня называют близкие
люди. А мы, я надеюсь, сблизимся.
- Чем обязана, Михалыч? - спросила я.
- На тебя наш консультант пожаловался. Ты его вроде как обидела. Так что теперь
придется искуплять. Или искупать. Не знаешь, как правильно?
*
У него была стереотипная внешность: волевой подбородок, стальные глаза, льняная челка.
Но какая-то трапециедальность неблагородных пропорций делала это лицо похожим на
западный типаж условного противника времен холодной войны. Киногерои такого рода обычно
выпивали стакан водки, а затем закусывали стаканом, говоря сквозь хруст стекла, что это
starinny russki obychai.
- Твою мать, - пробормотала я. - Субботник?
- Эй, - сказал он оскорбленно, - ты все-таки не путай ФСБ с ментами. Свои деньги ты
получишь.
- Сколько вас? - спросила я усталым голосом.
- Один... Ну, максимум двое.
- А кто второй?
- Сейчас увидишь. Да ты не бойся, не обману. Выдвинув ящик стола, он вынул из него
коробку
с разной медицинской всячиной - баночками, ватой и упаковкой одноразовых шприцев.
Один шприц был заряжен - из-за ярко-красного колпачка на игле он походил на сигарету,
которой затягивались так яростно, что огонек растянулся во всю ее длину.
- Ширяться с вами не буду, - сказала я. - Даже и за пять тарифов.
- Дура, - сказал он весело, - да кто ж тебе даст?
- И деньги вперед. А то кто его знает, какой вы через полчаса будете.
- Вот, возьми, - сказал он и кинул мне конверт.
Представители российского среднего класса часто дают доллары в конверте - так же, как
получают. Это волнует. Словно тебя подняли на колесе социального обозрения, чтобы показать
заветные звенья экономического механизма Родины... Я открыла конверт и пересчитала
деньги. Там были обещанные три тарифа и еще пятьдесят долларов. Практически уровень
"Националя". Таким клиентом следовало дорожить - или, во всяком случае, следовало делать
вид, что дорожишь. Я очаровательно улыбнулась.
- Ладно, искуплять так искупать. Где ванна?
- Да подожди ты, - сказал он. - Успеешь. Сиди на месте.
- Я...
- Сиди на месте, - повторил он и принялся закатывать рукав.
- Вы сказали, еще второй будет. А где он?
- Да как уколюсь, так сразу и подойдет. Надев на обнаживш
- Кушать-то надо.
Он взял со стола папку, раскрыл ее и некоторое время глядел внутрь, словно сверяясь с
лежащей там инструкцией. Затем закрыл ее и положил на место.
- А где живешь? Снимаешь? - спросил он. - Ну.
- И сколько вас в квартире, кроме мамочки? Пять? Десять?
- Когда как.
На этой стадии обычный развратник уже дошел бы до точки кипения. Похоже, и мой
работодатель был от нее недалеко.
- Тебе семнадцать точно есть, детка? - спросил он.
- Есть, папашка, есть, - сказала я, поднимая на него глаза. - Семнадцать мгновений
весны.
Это была провокативная реплика. Он заржал. Теперь мне снова следовало ограничиваться
короткими смутными фразами. Но он, как оказалось, тоже умел быть провокативным.
- Хорошо, - сказал он. - Раз такой базар у нас пошел, пора представиться.
На стол передо мной легла раскрытая книжечка-удостоверение. Я внимательно прочитала
написанное в ней, потом сличила его лицо с фотографией. На фотографии он был в кителе с
погонами. Его звали Владимир Михайлович. Он был полковником ФСБ.
- Называй меня Михалыч, - сказал он и ухмыльнулся. - Так меня называют близкие
люди. А мы, я надеюсь, сблизимся.
- Чем обязана, Михалыч? - спросила я.
- На тебя наш консультант пожаловался. Ты его вроде как обидела. Так что теперь
придется искуплять. Или искупать. Не знаешь, как правильно?
*
У него была стереотипная внешность: волевой подбородок, стальные глаза, льняная челка.
Но какая-то трапециедальность неблагородных пропорций делала это лицо похожим на
западный типаж условного противника времен холодной войны. Киногерои такого рода обычно
выпивали стакан водки, а затем закусывали стаканом, говоря сквозь хруст стекла, что это
starinny russki obychai.
- Твою мать, - пробормотала я. - Субботник?
- Эй, - сказал он оскорбленно, - ты все-таки не путай ФСБ с ментами. Свои деньги ты
получишь.
- Сколько вас? - спросила я усталым голосом.
- Один... Ну, максимум двое.
- А кто второй?
- Сейчас увидишь. Да ты не бойся, не обману. Выдвинув ящик стола, он вынул из него
коробку
с разной медицинской всячиной - баночками, ватой и упаковкой одноразовых шприцев.
Один шприц был заряжен - из-за ярко-красного колпачка на игле он походил на сигарету,
которой затягивались так яростно, что огонек растянулся во всю ее длину.
- Ширяться с вами не буду, - сказала я. - Даже и за пять тарифов.
- Дура, - сказал он весело, - да кто ж тебе даст?
- И деньги вперед. А то кто его знает, какой вы через полчаса будете.
- Вот, возьми, - сказал он и кинул мне конверт.
Представители российского среднего класса часто дают доллары в конверте - так же, как
получают. Это волнует. Словно тебя подняли на колесе социального обозрения, чтобы показать
заветные звенья экономического механизма Родины... Я открыла конверт и пересчитала
деньги. Там были обещанные три тарифа и еще пятьдесят долларов. Практически уровень
"Националя". Таким клиентом следовало дорожить - или, во всяком случае, следовало делать
вид, что дорожишь. Я очаровательно улыбнулась.
- Ладно, искуплять так искупать. Где ванна?
- Да подожди ты, - сказал он. - Успеешь. Сиди на месте.
- Я...
- Сиди на месте, - повторил он и принялся закатывать рукав.
- Вы сказали, еще второй будет. А где он?
- Да как уколюсь, так сразу и подойдет. Надев на обнаживш