принимаемые людьми наркотики его усиливают, поэтому
мы терпеть не можем наркоманов.
При внутривенной инъекции кетамина с полковниками ФСБ творятся странные вещи.
"Поездка по Каширке" была не метафорой, а довольно реалистическим описанием: хоть
обмякшее тело Михалыча напоминало труп, его сознание неслось сквозь какой-то оранжевый
туннель, заполненный призрачными формами, которые он умело огибал. Туннель постоянно
разветвлялся в стороны, и Михалыч выбирал, куда ему свернуть. Это было похоже на бобслей
- Михалыч управлял своим воображаемым полетом легкими, незаметными глазу поворотами
ступней и ладоней, даже не поворотами, а просто микроскопическими напряжениями
соответствующих мышц.
Я поняла, что эти оранжевые туннели были не только пространственными образованиями,
они одновременно были информацией и волей. Весь мир превратился в огромную
самовыполняющуюся программу вроде компьютерной, но такую, где hardware и software нельзя
было разделить. Сам Михалыч тоже был элементом этой программы, но обладал свободой
перемещения относительно других ее блоков. И его внимание двигалось по программе к
самому ее началу, к люку, за которым пряталось что-то страшное. Влетев в последний
оранжевый туннель, Михалыч приблизился к этому люку и решительно распахнул его. И то
страшное, что было за ним, вырвалось на свободу и понеслось вверх - к свету дня, в комнату.
Я поглядела на Михалыча. Он оживал - но странно, нехорошо. Углы его рта подрагивали
- на них выступили пятнышки не то слюны, не то пены, а из горла слышался звук, похожий на
рычание. Рычание становилось все громче, затем тело Михалыча дернулось, выгнулось, и я
почувствовала, что непонятная жуткая сила со дна его души через секунду вырвется на
свободу. У меня не было времени на колебания - я схватила бутылку шампанского и с размаху
ударила его по голове.
Внешне ничего особенного не произошло - Михалыч снова обмяк в кресле, а бутылка
даже не разбилась. Но вот в его внутреннем измерении, с которым у меня до сих пор оставался
контакт, случилось нечто удивительное. Сгусток злой силы, который рвался из его глубин
наружу, потерял управление и врезался в сложную комбинацию мысле-форм, заполнявшую
очередной туннель. Замелькали пульсирующие звезды и уходящие к горизонту полосы огня,
похожие на разметку бесконечной взлетной полосы. Это было ослепительно красиво и
напоминало виденную мной в шестидесятые годы хронику катастрофы скоростного
катера-тримарана: катер оторвался от воды, сделал медленно-задумчивую мертвую петлю и
расшибся о поверхность озера в мелкие дребезги. Здесь произошло почти то же самое, только
вместо катера в мелкие дребезги расшиблось озеро: призрачные конструкции, заполнявшие
оранжевый туннель, распались на части и с мелодичным звоном разлетелись в стороны,
затухая, сворачиваясь и исчезая. А затем и вся вселенная оранжевых туннелей погасла и
пропала из виду, словно отключили освещавшее ее электричество. Остался только обмякший
мужик в кресле и мелодичный звук, который повторялся и повторялся до тех пор, пока я не
поняла, что это телефон. Я взяла трубку.
- Михалыч? - спросил мужской голос.
- Михалыч не может подойти, - сказала я. - Он очень занят.
- Кто это?
Короткого и простого ответа на этот вопрос у меня не нашлось. Через несколько секунд
тишины на том конце линии повесили трубку.
*
Надо было додуматься - переименовать КГБ. Такой брэнд пропал! KGB
мы терпеть не можем наркоманов.
При внутривенной инъекции кетамина с полковниками ФСБ творятся странные вещи.
"Поездка по Каширке" была не метафорой, а довольно реалистическим описанием: хоть
обмякшее тело Михалыча напоминало труп, его сознание неслось сквозь какой-то оранжевый
туннель, заполненный призрачными формами, которые он умело огибал. Туннель постоянно
разветвлялся в стороны, и Михалыч выбирал, куда ему свернуть. Это было похоже на бобслей
- Михалыч управлял своим воображаемым полетом легкими, незаметными глазу поворотами
ступней и ладоней, даже не поворотами, а просто микроскопическими напряжениями
соответствующих мышц.
Я поняла, что эти оранжевые туннели были не только пространственными образованиями,
они одновременно были информацией и волей. Весь мир превратился в огромную
самовыполняющуюся программу вроде компьютерной, но такую, где hardware и software нельзя
было разделить. Сам Михалыч тоже был элементом этой программы, но обладал свободой
перемещения относительно других ее блоков. И его внимание двигалось по программе к
самому ее началу, к люку, за которым пряталось что-то страшное. Влетев в последний
оранжевый туннель, Михалыч приблизился к этому люку и решительно распахнул его. И то
страшное, что было за ним, вырвалось на свободу и понеслось вверх - к свету дня, в комнату.
Я поглядела на Михалыча. Он оживал - но странно, нехорошо. Углы его рта подрагивали
- на них выступили пятнышки не то слюны, не то пены, а из горла слышался звук, похожий на
рычание. Рычание становилось все громче, затем тело Михалыча дернулось, выгнулось, и я
почувствовала, что непонятная жуткая сила со дна его души через секунду вырвется на
свободу. У меня не было времени на колебания - я схватила бутылку шампанского и с размаху
ударила его по голове.
Внешне ничего особенного не произошло - Михалыч снова обмяк в кресле, а бутылка
даже не разбилась. Но вот в его внутреннем измерении, с которым у меня до сих пор оставался
контакт, случилось нечто удивительное. Сгусток злой силы, который рвался из его глубин
наружу, потерял управление и врезался в сложную комбинацию мысле-форм, заполнявшую
очередной туннель. Замелькали пульсирующие звезды и уходящие к горизонту полосы огня,
похожие на разметку бесконечной взлетной полосы. Это было ослепительно красиво и
напоминало виденную мной в шестидесятые годы хронику катастрофы скоростного
катера-тримарана: катер оторвался от воды, сделал медленно-задумчивую мертвую петлю и
расшибся о поверхность озера в мелкие дребезги. Здесь произошло почти то же самое, только
вместо катера в мелкие дребезги расшиблось озеро: призрачные конструкции, заполнявшие
оранжевый туннель, распались на части и с мелодичным звоном разлетелись в стороны,
затухая, сворачиваясь и исчезая. А затем и вся вселенная оранжевых туннелей погасла и
пропала из виду, словно отключили освещавшее ее электричество. Остался только обмякший
мужик в кресле и мелодичный звук, который повторялся и повторялся до тех пор, пока я не
поняла, что это телефон. Я взяла трубку.
- Михалыч? - спросил мужской голос.
- Михалыч не может подойти, - сказала я. - Он очень занят.
- Кто это?
Короткого и простого ответа на этот вопрос у меня не нашлось. Через несколько секунд
тишины на том конце линии повесили трубку.
*
Надо было додуматься - переименовать КГБ. Такой брэнд пропал! KGB