ийся бицепс резинку, он
несколько раз сжал-разжал кулак.
- Что колем? - хмуро поинтересовалась я. Надо же мне было знать, к чему себя
готовить.
- Едем по Каширке.
- Чего?
- Ширкаемся калькой, другими словами, - пояснил он.
Только тут я поняла, что в шприце был кетамин, он же калипсол, сильнейший психоделик,
который в вену станет колоть только психопат или самоубийца.
- Что - внутривенно? - не поверила я.
Он кивнул. Мне стало страшно. Я терпеть не могла даже тех кетаминовых торчков,
которые кололись внутримышечно. С ними от этих уколов происходило что-то очень мрачное.
Они делались похожими на загробных троллей, придавленных вечным проклятием - вроде
солдат призрачной армии из последнего "Властелина Колец". А этот собирался колоться
внутривенно. Я даже не знала, что так делают. То есть я как раз знала, что нормальные люди
так не делают. Второй жмур меньше чем за месяц мне совершенно точно не был нужен. Пора
было сматываться.
- Так, давайте я вам деньги верну, - сказала я, - и разбежимся.
- А что такое?
- Вам хорошо, вы мертвый будете. А меня по судам затаскают. Пойду я.
- Я сказал, сидеть на месте?! - рявкнул Михалыч.
Встав, он подошел к двери, запер ее на ключ и спрятал его в карман.
- Встанешь - пожалеешь. Поняла?
Я кивнула. Он вернулся к столу, сел и достал из своей медицинской коробки странное
устройство, похожее на дырокол советского дизайна. Устройство состояло из двух полукруглых
пластин, соединенных простенькой механикой. На нижней пластине была большая присоска, а
на верхней - выштампованная звездочка и инвентарный номер, как на пистолете. Михалыч
свел пластины вместе, озабоченно лизнул присоску и прижал устройство к предплечью. Затем
он вставил шприц в прорезь, осторожно ввел иглу в вену и сделал контроль - жидкость в
шприце окрасилась в темно-красный цвет. Тогда он тронул рычажок на странном устройстве, и
оно громко затикало. Михалыч наморщился, как перед прыжком в воду, расставил ноги, чтобы
они устойчивее упирались в пол, и до упора вдавил поршень в шприц.
Его тело почти сразу обмякло в кресле. Мне почему-то пришло в голову, что так уходили
из жизни бонзы Третьего рейха. Я с тревогой слушала механическое тиканье - словно это
была бомба, которая вот-вот взорвется. Через несколько секунд раздался щелчок, дырокол
вместе со шприцем отскочил от его руки и упал на пол рядом с креслом. На локте Михалыча
появилась маленькая капелька крови. Умно придумано, подумала я. И тут меня накрыло.
Хочу пояснить одну вещь. Я не могу читать мысли. И никто не может, потому что ничего
похожего на отпечатанный текст ни у кого в голове нет. А ту непрекращающуюся
мыслительную рябь, которая проходит по уму, мало кто способен заметить даже в себе.
Поэтому читать чужие мысли - все равно что разбирать написанное по мутной воде вилами в
руке сумасшедшего. Здесь я имею в виду не техническую трудность, а практическую ценность
такой процедуры.
Но благодаря хвосту у лис часто случается своеобразный резонанс с чужим сознанием -
особенно когда это чужое сознание совершает неожиданный кульбит. Это напоминает реакцию
периферийного зрения на внезапное движение в полутьме. Мы видим короткую галлюцинацию,
эдакий абстрактный компьютерный мультик. Пользы от такого контакта никакой, и большую
часть времени наш ум просто отфильтровывает этот эффект - иначе невозможно было бы
ездить в метро. Обычно он слаб, но
несколько раз сжал-разжал кулак.
- Что колем? - хмуро поинтересовалась я. Надо же мне было знать, к чему себя
готовить.
- Едем по Каширке.
- Чего?
- Ширкаемся калькой, другими словами, - пояснил он.
Только тут я поняла, что в шприце был кетамин, он же калипсол, сильнейший психоделик,
который в вену станет колоть только психопат или самоубийца.
- Что - внутривенно? - не поверила я.
Он кивнул. Мне стало страшно. Я терпеть не могла даже тех кетаминовых торчков,
которые кололись внутримышечно. С ними от этих уколов происходило что-то очень мрачное.
Они делались похожими на загробных троллей, придавленных вечным проклятием - вроде
солдат призрачной армии из последнего "Властелина Колец". А этот собирался колоться
внутривенно. Я даже не знала, что так делают. То есть я как раз знала, что нормальные люди
так не делают. Второй жмур меньше чем за месяц мне совершенно точно не был нужен. Пора
было сматываться.
- Так, давайте я вам деньги верну, - сказала я, - и разбежимся.
- А что такое?
- Вам хорошо, вы мертвый будете. А меня по судам затаскают. Пойду я.
- Я сказал, сидеть на месте?! - рявкнул Михалыч.
Встав, он подошел к двери, запер ее на ключ и спрятал его в карман.
- Встанешь - пожалеешь. Поняла?
Я кивнула. Он вернулся к столу, сел и достал из своей медицинской коробки странное
устройство, похожее на дырокол советского дизайна. Устройство состояло из двух полукруглых
пластин, соединенных простенькой механикой. На нижней пластине была большая присоска, а
на верхней - выштампованная звездочка и инвентарный номер, как на пистолете. Михалыч
свел пластины вместе, озабоченно лизнул присоску и прижал устройство к предплечью. Затем
он вставил шприц в прорезь, осторожно ввел иглу в вену и сделал контроль - жидкость в
шприце окрасилась в темно-красный цвет. Тогда он тронул рычажок на странном устройстве, и
оно громко затикало. Михалыч наморщился, как перед прыжком в воду, расставил ноги, чтобы
они устойчивее упирались в пол, и до упора вдавил поршень в шприц.
Его тело почти сразу обмякло в кресле. Мне почему-то пришло в голову, что так уходили
из жизни бонзы Третьего рейха. Я с тревогой слушала механическое тиканье - словно это
была бомба, которая вот-вот взорвется. Через несколько секунд раздался щелчок, дырокол
вместе со шприцем отскочил от его руки и упал на пол рядом с креслом. На локте Михалыча
появилась маленькая капелька крови. Умно придумано, подумала я. И тут меня накрыло.
Хочу пояснить одну вещь. Я не могу читать мысли. И никто не может, потому что ничего
похожего на отпечатанный текст ни у кого в голове нет. А ту непрекращающуюся
мыслительную рябь, которая проходит по уму, мало кто способен заметить даже в себе.
Поэтому читать чужие мысли - все равно что разбирать написанное по мутной воде вилами в
руке сумасшедшего. Здесь я имею в виду не техническую трудность, а практическую ценность
такой процедуры.
Но благодаря хвосту у лис часто случается своеобразный резонанс с чужим сознанием -
особенно когда это чужое сознание совершает неожиданный кульбит. Это напоминает реакцию
периферийного зрения на внезапное движение в полутьме. Мы видим короткую галлюцинацию,
эдакий абстрактный компьютерный мультик. Пользы от такого контакта никакой, и большую
часть времени наш ум просто отфильтровывает этот эффект - иначе невозможно было бы
ездить в метро. Обычно он слаб, но