пение растревоженной взрывами земли. И кляня себя за лихую
бесшабашность, сосредоточенно осматривал место, где остались невыпалившие
патроны. Затем точно нанес удар кайлом, повторил удар, начал крушить
мерзлую землю, представляя, как взорвется патрон и ему навстречу
выплеснется ослепительный свет с грохотом, который не сможет вместить
слух...
Земля падала к его ногам, а он рубил и рубил, защищая себя
безотлагательным действием от парящего вокруг страха.
- Я вас достану! - повторял зэк невесть откуда взявшуюся фразу, но
именно она возвращала ему яростную непримиримость с желанием опустить
отекшие руки.
Последний раз, вытирая вспотевший лоб, произнес радостно-дурацкое: - Я
вас достану!
Плюнул. И пошел к выходу с четырьмя патронами в карманах суконного
бушлата. Страхи остались позади, с ним была усталость, но не такая
тяжелая, чтобы ею разрушить оживающую в душе гордость. Зэк чувствовал себя
героем, ему нравилось-все смотрят, как он снимает с^лица тряпку, бросает
на край деревянной бочки с водой и выкладывает из карманов бушлата белые
колбаски уже безопасного тола, после чего потягивается до хруста с
простецким видом хорошо поработавшего человека.
- Бугор, там порядок.
Эти слова, возможно, были лишние, но он их нес от самой штольни, и надо
было обязательно сказать при всех: они были созвучны настроению.
- Покури, Вадик.
Мухомор протянул еще не начатую дымящуюся самокрутку. Упоров глубоко
затянулся, вернул цигарку в ту же руку, подхватив под мышки два
лиственничных стояка, спросил:
- Крепеж в шахту, бугор?
Далее последовала тишина. Лысый прежде посмотрел на всех остальных
зэков, было видно - он их презирает.
- Нет, - сказал бригадир, все еще наслаждаясь мстительным чувством. -
Прежде пойдут Мухомор с Ильёй. Если хоть один патрон не сработает, кину за
все зачеты. Что?!
Лысый приблизился к Мухомору вплотную, смотрелна него сверху:
- Ты хочешь произнести речь?! Чеши в шахту, пропагандист! В рот конягу
шмендеферить!
После побега его личная карточка переместилась в картотеку для особо
опасных, склонных к нарушению лагерной дисциплины преступников. Начальник
режима колонии строгого режима подполковник Оскоцкий китайской авторучкой
с золотым пером написал в личном деле заключенного Упорова Вадима
Сергеевича: "Внимание повышенное! Склонен к побегам. Опасен, дерзок,
хорошо развит физически, интеллектуальный уровень достаточно высок.
Пользуется покровительством воровской верхушки. В работе подчеркнуто
прилежен, что служит сокрытием преступных намерений. К исправлению не
расположен".
Начальник режима располагал косвенными сведениями о том, кто спалил
лагерь "Новый". Среди предполагаемых виновников значился Упоров. И
все-таки следующей записью стала благодарность начальника лагеря за
досрочное окончание проходки в сложных условиях вечной мерзлоты.
Премию-две банки американской колбасы-зэк обменял на шерстяную фуфайку у
бывшего заведующего отделом партийного учета Октябрьского.
райкома партии города Баку Алиева, который торговал партийными билетами
у себя в кабинете.
- Меня оклеветали, - откровенничал он после сделки, прижимая банки
американской колбасы к груди. - Я был очень перспективный. Кому
понравится? Но коммунист всегда и везде - коммунист. Это у меня от
природы, как и ум.
После чего Алиев залез с головой под одеяло, съел американскую колбасу
с такой скоростью, что самые шустрые сидельцы не успели войти в долю.
Правда, он остался без н
бесшабашность, сосредоточенно осматривал место, где остались невыпалившие
патроны. Затем точно нанес удар кайлом, повторил удар, начал крушить
мерзлую землю, представляя, как взорвется патрон и ему навстречу
выплеснется ослепительный свет с грохотом, который не сможет вместить
слух...
Земля падала к его ногам, а он рубил и рубил, защищая себя
безотлагательным действием от парящего вокруг страха.
- Я вас достану! - повторял зэк невесть откуда взявшуюся фразу, но
именно она возвращала ему яростную непримиримость с желанием опустить
отекшие руки.
Последний раз, вытирая вспотевший лоб, произнес радостно-дурацкое: - Я
вас достану!
Плюнул. И пошел к выходу с четырьмя патронами в карманах суконного
бушлата. Страхи остались позади, с ним была усталость, но не такая
тяжелая, чтобы ею разрушить оживающую в душе гордость. Зэк чувствовал себя
героем, ему нравилось-все смотрят, как он снимает с^лица тряпку, бросает
на край деревянной бочки с водой и выкладывает из карманов бушлата белые
колбаски уже безопасного тола, после чего потягивается до хруста с
простецким видом хорошо поработавшего человека.
- Бугор, там порядок.
Эти слова, возможно, были лишние, но он их нес от самой штольни, и надо
было обязательно сказать при всех: они были созвучны настроению.
- Покури, Вадик.
Мухомор протянул еще не начатую дымящуюся самокрутку. Упоров глубоко
затянулся, вернул цигарку в ту же руку, подхватив под мышки два
лиственничных стояка, спросил:
- Крепеж в шахту, бугор?
Далее последовала тишина. Лысый прежде посмотрел на всех остальных
зэков, было видно - он их презирает.
- Нет, - сказал бригадир, все еще наслаждаясь мстительным чувством. -
Прежде пойдут Мухомор с Ильёй. Если хоть один патрон не сработает, кину за
все зачеты. Что?!
Лысый приблизился к Мухомору вплотную, смотрелна него сверху:
- Ты хочешь произнести речь?! Чеши в шахту, пропагандист! В рот конягу
шмендеферить!
После побега его личная карточка переместилась в картотеку для особо
опасных, склонных к нарушению лагерной дисциплины преступников. Начальник
режима колонии строгого режима подполковник Оскоцкий китайской авторучкой
с золотым пером написал в личном деле заключенного Упорова Вадима
Сергеевича: "Внимание повышенное! Склонен к побегам. Опасен, дерзок,
хорошо развит физически, интеллектуальный уровень достаточно высок.
Пользуется покровительством воровской верхушки. В работе подчеркнуто
прилежен, что служит сокрытием преступных намерений. К исправлению не
расположен".
Начальник режима располагал косвенными сведениями о том, кто спалил
лагерь "Новый". Среди предполагаемых виновников значился Упоров. И
все-таки следующей записью стала благодарность начальника лагеря за
досрочное окончание проходки в сложных условиях вечной мерзлоты.
Премию-две банки американской колбасы-зэк обменял на шерстяную фуфайку у
бывшего заведующего отделом партийного учета Октябрьского.
райкома партии города Баку Алиева, который торговал партийными билетами
у себя в кабинете.
- Меня оклеветали, - откровенничал он после сделки, прижимая банки
американской колбасы к груди. - Я был очень перспективный. Кому
понравится? Но коммунист всегда и везде - коммунист. Это у меня от
природы, как и ум.
После чего Алиев залез с головой под одеяло, съел американскую колбасу
с такой скоростью, что самые шустрые сидельцы не успели войти в долю.
Правда, он остался без н