ной тоской, враз поменявшей его озабоченное лицо.
- Ну, ты, понтярщик, - подгонял почуявший неуверенность зэка Филин, -
прокурора пригласить, чтоб подсчитал?
Гнус шнурком нырнул за спину Верзилова, прыснул в кулак:
- Олень, кто же на шестнадцати в светлую берет?!
Филин расслабленно потянулся, словно игра была сделана. Провел ногтем
по клетке, крыса в прыжке попыталась поймать палец вора. Собственная его
уверенность стала почти общей, и уже мало кто сомневался в исходе дела. То
было не совпадение желаний, а гармония низменных страстей, когда люди, в
общем-то презирающие Филина, были не против посмотреть на мучения своего
товарища.
Карта перед вспотевшим Верзиловьш. Чтобы скрыть желание отказаться от
продолжения игры, Степан хлопнул по карте широкой ладонью так, что
вздрогнул стол:
- Дай!
- На! - ощерился Филин, выставив напоказ четыре фиксы.
Верзилов прищурил глаз, медленно подвигал принятую карту из-за "спины"
первой.
- Чо резину тянешь, Стена? - ткнул его в бок Гнус.
Верзилов наконец открылся и с глубоким выдохом положил перед вором
карты:
- Уф. Очко.
- Соскользнул, везунчик!
Филина тоже лихорадило, и он почему-то сразу стал интересен Упорову.
Вадим сел, и вся игра па нижних нарах оказалась перед его глазами.
- Дай сюда бой! - потребовал, протягивая руку к картам, Верзилов. -
Пусть кто другой сдаст. Тольконе Гнус, конечно.
- Ты за кого меня держишь, фуфлышная рожа?! - побагровел Филин, и
именно в тот момент одна из карт скользнула в рукав его клетчатой рубахи,
а остановившиеся глаза с холодком смотрели на сердитого Степана.
- Ладно, - Степан был раздвоен, но говорил уже в несколько
извинительном тоне. - Дай!
Затем заглянул в карты, оттолкнул плечом Гнуса, попросил еще.
- На валете жируешь, Степа.
- Не твое дело. Бери свое.
Упоров мысленно повторил его слова: "Не твое дело.
Это их игра". Но явственно ощущал щекочущую нервы неприязнь к Филину.
Тому потребовалось чуть больше времени, чтобы сменить карту. Потом они
упали перед очумелым Верзиловым двумя тузами:
- Приятного аппетита!
- Вам поперчи гь, али так слопаете? Легавый буду! - проворковал
счастливый Гнус, подвигая поближе к Степану клетку с крысой.
- Жри! - Филин воткнул перед собой нож и мгновенно обрел наглую
уверенность хозяина положения. - Жри, крысоед! Скидки не будет!
Его голос действовал на Упорова, как оскорбление в собственный адрес, а
перекошенная рожа победителя вызывала отвращение. Он, кажется, видел, что
стояло.
за тем бесноватым торжеством, и всеми силами сдерживал желание нарушить
молчание, определенное неписаным законом зоны.
Степан попытался разжать западню. Крыса хватала его за пальцы. Зэк
отдергивал руки, а Филин продолжал кричать, подпрыгивая на нарах:
- Хавай! Хавай, паскуда!
Тогда произошло что-то не входившее в расчеты Вадима. Подобное уже
случалось редко, но почти всегда вопреки здравому смыслу и инстинкту
самосохранения.
Неуловимо опасный крен души. Состояние без выбора, готовое жестоко ему
отплатить.
Он натянул сапоги, спрыгнул с нар, подвинув плечом хохочущего Гнуса.
Встал перед Филином, как встают перед врагом.
Вор был чутьист: злобствующая веселость осыпалась с его серого лица. Он
перевел взгляд в сторону ножа, но на наборной ручке уже лежала ладонь
Лысого.
- Что тебе надо, комсюк? - спросил Филин, но спокойствие было
ненатуральным. - Твой кент попал за всю мазуту. Хочешь войти в долю?
Бывший
- Ну, ты, понтярщик, - подгонял почуявший неуверенность зэка Филин, -
прокурора пригласить, чтоб подсчитал?
Гнус шнурком нырнул за спину Верзилова, прыснул в кулак:
- Олень, кто же на шестнадцати в светлую берет?!
Филин расслабленно потянулся, словно игра была сделана. Провел ногтем
по клетке, крыса в прыжке попыталась поймать палец вора. Собственная его
уверенность стала почти общей, и уже мало кто сомневался в исходе дела. То
было не совпадение желаний, а гармония низменных страстей, когда люди, в
общем-то презирающие Филина, были не против посмотреть на мучения своего
товарища.
Карта перед вспотевшим Верзиловьш. Чтобы скрыть желание отказаться от
продолжения игры, Степан хлопнул по карте широкой ладонью так, что
вздрогнул стол:
- Дай!
- На! - ощерился Филин, выставив напоказ четыре фиксы.
Верзилов прищурил глаз, медленно подвигал принятую карту из-за "спины"
первой.
- Чо резину тянешь, Стена? - ткнул его в бок Гнус.
Верзилов наконец открылся и с глубоким выдохом положил перед вором
карты:
- Уф. Очко.
- Соскользнул, везунчик!
Филина тоже лихорадило, и он почему-то сразу стал интересен Упорову.
Вадим сел, и вся игра па нижних нарах оказалась перед его глазами.
- Дай сюда бой! - потребовал, протягивая руку к картам, Верзилов. -
Пусть кто другой сдаст. Тольконе Гнус, конечно.
- Ты за кого меня держишь, фуфлышная рожа?! - побагровел Филин, и
именно в тот момент одна из карт скользнула в рукав его клетчатой рубахи,
а остановившиеся глаза с холодком смотрели на сердитого Степана.
- Ладно, - Степан был раздвоен, но говорил уже в несколько
извинительном тоне. - Дай!
Затем заглянул в карты, оттолкнул плечом Гнуса, попросил еще.
- На валете жируешь, Степа.
- Не твое дело. Бери свое.
Упоров мысленно повторил его слова: "Не твое дело.
Это их игра". Но явственно ощущал щекочущую нервы неприязнь к Филину.
Тому потребовалось чуть больше времени, чтобы сменить карту. Потом они
упали перед очумелым Верзиловым двумя тузами:
- Приятного аппетита!
- Вам поперчи гь, али так слопаете? Легавый буду! - проворковал
счастливый Гнус, подвигая поближе к Степану клетку с крысой.
- Жри! - Филин воткнул перед собой нож и мгновенно обрел наглую
уверенность хозяина положения. - Жри, крысоед! Скидки не будет!
Его голос действовал на Упорова, как оскорбление в собственный адрес, а
перекошенная рожа победителя вызывала отвращение. Он, кажется, видел, что
стояло.
за тем бесноватым торжеством, и всеми силами сдерживал желание нарушить
молчание, определенное неписаным законом зоны.
Степан попытался разжать западню. Крыса хватала его за пальцы. Зэк
отдергивал руки, а Филин продолжал кричать, подпрыгивая на нарах:
- Хавай! Хавай, паскуда!
Тогда произошло что-то не входившее в расчеты Вадима. Подобное уже
случалось редко, но почти всегда вопреки здравому смыслу и инстинкту
самосохранения.
Неуловимо опасный крен души. Состояние без выбора, готовое жестоко ему
отплатить.
Он натянул сапоги, спрыгнул с нар, подвинув плечом хохочущего Гнуса.
Встал перед Филином, как встают перед врагом.
Вор был чутьист: злобствующая веселость осыпалась с его серого лица. Он
перевел взгляд в сторону ножа, но на наборной ручке уже лежала ладонь
Лысого.
- Что тебе надо, комсюк? - спросил Филин, но спокойствие было
ненатуральным. - Твой кент попал за всю мазуту. Хочешь войти в долю?
Бывший