но
сейчас смекнул - ему могут сломать рога, поди потом втолкуй сходке про
вероломство фраеров. Воры с мужиками ссорятся при самой последней
крайности...
- Коли вы такой заершенный, - Филин погасил пру.
щее наружу зло, - сгоняем три партии в очко? Игра самая фраерская.
Бздишь?
Верзилов скосил взгляд в сторону бригадира, но тот демонстративно
рассматривал на стене нарисованную углем картину, где серый волк сношался
с Василисой Прекрасной.
- Под что? - Степан решил держаться.
- Под шутку. Видишь? - располагающе добрым голоском спросил Филин,
указав под нары жестом регулировщика. - Крыса словилась...
Верзилов еще не успел разгадать намерения вора, хотя и догадывался -
ничего доброго в них быть не может. Склонил голову, поглядел на
взъерошенное существо. Произнес ровным, почти беззвучным голосом:
- Ну...
Филин веером бросил на стол колоду: карты легли ровненько, как
рисованные. И, щелкнув пальцами, предложил:
- Твой верх-крысу съем я. Живьем. Пофа-ртит мне... не побрезгуй.
Он глядел в вытянувшееся лицо Верзилова с едва скрываемым наслаждением.
Было, однако, видно: затем чувством стоял мрак обиды.
- Что я, чокнутый?! - брезгливо отстранился Степан.
- Духа нет, а вони много, - произнес разочарованно Филин. - А что от
такого черта ждать можно? - Вор развел руками, брезгливо сплюнул через
губу: - Один рог, и тот тупой...
После сказанного неторопливо повернулся, сделал три шага с блатоватым
приплясом, прежде чем за спиной раздался тяжелый вздох и было сказано:
- Садись!
Филин замер. Вместе с ним замерли те, кто втихаря следил за их
напряженным разговором. Осторожно сохраняя нарочито испуганное выражение
лица, вор обернулся и расцвел, увидав сидящего за столом Степана с упрямо
расставленными локтями. На нижних нарах произошло едва заметное движение,
а Филин успел осознать-быть игре. Чуть дрогнул, но ерничать не порестал.
- Молодец! Хоть похаваешь вволю. Гнус, тащи клетку с его обедом.
- Но чтоб все по совести, Филин! - предупредил Степан.
- Чо ты боталом машешь! Забыл, с кем садишься шпилять?! - Вопрос был
задан враз поменявшимся голосом, глаза при этом ополоснулись белым гневом,
и еще с минуту он рассматривал Верзилова теми бешеными глазами. Потом сел
напротив.
Клетку поставили на стол. Упоров увидел кровоточащие резцы крысы на
железном пруте. Пленная тварь дрожала от желания вцепиться во что-нибудь
живое.
На нее было мерзко смотреть. Верзилов мельком глянул в ее сторону и
словно оцепенел.
Колода шлепнулась на стол.
- Пошло дело! Торопись, пока она горяченькая!
- Тьфу! - не утерпел Чарли. - Ее жареной-то жрать противно.
- Цыц! - подал голос и бугор. - Не мешайте людям...
Карты снова запорхали в руках вора. Колода склеилась. Филин выдохнул:
- Сними, обхора!
Грзплов полуоткрыл рот. Он еще сомневался, в нем было все поделено, и,
нервно облизнувшись, зэк поискал сочувствия, надеясь отступить.
- Мснжуешься, Степа? - ухмыльнулся Гнусков.
И тогда негнущийся палец Верзилова двинул несколько грязных листков с
верха колоды. Еще через мгновение перед каждым из играющих легло по карте.
Степан заложил ладонь с картой за борт телогрейки, осторожно глянул и
попросил, сосредоточенно рассматривая Филина:
- Дай еще!
Получил карту, с недоверием ее разглядывал, то поднимая, то опуская
глаза, и произнес как-то неуверенно:
- Еще...
Верзилов собрал к переносице толстые складки, пытаясь справиться с
непроше
сейчас смекнул - ему могут сломать рога, поди потом втолкуй сходке про
вероломство фраеров. Воры с мужиками ссорятся при самой последней
крайности...
- Коли вы такой заершенный, - Филин погасил пру.
щее наружу зло, - сгоняем три партии в очко? Игра самая фраерская.
Бздишь?
Верзилов скосил взгляд в сторону бригадира, но тот демонстративно
рассматривал на стене нарисованную углем картину, где серый волк сношался
с Василисой Прекрасной.
- Под что? - Степан решил держаться.
- Под шутку. Видишь? - располагающе добрым голоском спросил Филин,
указав под нары жестом регулировщика. - Крыса словилась...
Верзилов еще не успел разгадать намерения вора, хотя и догадывался -
ничего доброго в них быть не может. Склонил голову, поглядел на
взъерошенное существо. Произнес ровным, почти беззвучным голосом:
- Ну...
Филин веером бросил на стол колоду: карты легли ровненько, как
рисованные. И, щелкнув пальцами, предложил:
- Твой верх-крысу съем я. Живьем. Пофа-ртит мне... не побрезгуй.
Он глядел в вытянувшееся лицо Верзилова с едва скрываемым наслаждением.
Было, однако, видно: затем чувством стоял мрак обиды.
- Что я, чокнутый?! - брезгливо отстранился Степан.
- Духа нет, а вони много, - произнес разочарованно Филин. - А что от
такого черта ждать можно? - Вор развел руками, брезгливо сплюнул через
губу: - Один рог, и тот тупой...
После сказанного неторопливо повернулся, сделал три шага с блатоватым
приплясом, прежде чем за спиной раздался тяжелый вздох и было сказано:
- Садись!
Филин замер. Вместе с ним замерли те, кто втихаря следил за их
напряженным разговором. Осторожно сохраняя нарочито испуганное выражение
лица, вор обернулся и расцвел, увидав сидящего за столом Степана с упрямо
расставленными локтями. На нижних нарах произошло едва заметное движение,
а Филин успел осознать-быть игре. Чуть дрогнул, но ерничать не порестал.
- Молодец! Хоть похаваешь вволю. Гнус, тащи клетку с его обедом.
- Но чтоб все по совести, Филин! - предупредил Степан.
- Чо ты боталом машешь! Забыл, с кем садишься шпилять?! - Вопрос был
задан враз поменявшимся голосом, глаза при этом ополоснулись белым гневом,
и еще с минуту он рассматривал Верзилова теми бешеными глазами. Потом сел
напротив.
Клетку поставили на стол. Упоров увидел кровоточащие резцы крысы на
железном пруте. Пленная тварь дрожала от желания вцепиться во что-нибудь
живое.
На нее было мерзко смотреть. Верзилов мельком глянул в ее сторону и
словно оцепенел.
Колода шлепнулась на стол.
- Пошло дело! Торопись, пока она горяченькая!
- Тьфу! - не утерпел Чарли. - Ее жареной-то жрать противно.
- Цыц! - подал голос и бугор. - Не мешайте людям...
Карты снова запорхали в руках вора. Колода склеилась. Филин выдохнул:
- Сними, обхора!
Грзплов полуоткрыл рот. Он еще сомневался, в нем было все поделено, и,
нервно облизнувшись, зэк поискал сочувствия, надеясь отступить.
- Мснжуешься, Степа? - ухмыльнулся Гнусков.
И тогда негнущийся палец Верзилова двинул несколько грязных листков с
верха колоды. Еще через мгновение перед каждым из играющих легло по карте.
Степан заложил ладонь с картой за борт телогрейки, осторожно глянул и
попросил, сосредоточенно рассматривая Филина:
- Дай еще!
Получил карту, с недоверием ее разглядывал, то поднимая, то опуская
глаза, и произнес как-то неуверенно:
- Еще...
Верзилов собрал к переносице толстые складки, пытаясь справиться с
непроше