у не придал этому факту никакого значения.
Глубокая темнота начала втягивать все мысли и чувства в свое бездонное
нутро, оберегая их от надоевших потрясений. Впрочем, рядом с покоем
образовалось чьето постороннее внимание, значительное или угрюмое.
Он не понял. Но оно было, тревожило уснувшие мысли, будило далекие
воспоминания. Через некоторое время в это состояние явилось уже зримое
явление - глаза с мут-но-серыми зрачками, крапленными белыми точками.
Они жили самостоятельной жизнью на блеклом пятне, с размытыми
контурами. Пятно напоминало лицо выходящего из густой темноты человека. Но
вот он вспомнил выпуклый лоб над острыми надбровными дугами, и на пятне
образовалась верхняя часть знакомой головы с гладко зачесанными назад
волосами. В нем загорелся интерес, устранивший очнувшееся состояние
опасности, и широкий, словно раздавленный, нос ляпнулся в середине пятна,
подперев переносицей тяжелые мешки под глазами.
Игра захватывала все больше: он рисовал врага.
Жестко закруглился подбородок, а немного оттопыренные уши вытянули лицо
из темноты почти готовым.
Оно начало жить, устремив на беглого зэка требовательный вэ^:яд.
Лицо напряглось. Вначале на нем образовались тонкие слепленные губы.
Они начали расходиться и вскорости обнажили краешки редких зубов. Враг
улыбнулся.
- Ну, что, гражданин Упоров, вы готовы отвечать честно на мои вопросы?
- Все честно, гражданин следователь. Я купил книги. Мне никто не
объяснил, что их нельзя читать. Я до сих пор не могу понять: почему их
нельзя читать?!
На этот раз улыбка была другой - и следователь Левин стал похож на
жующую лимон старуху.
- Скажите, Упоров, вы зачем прикидываетесь придурком? Ницше -
фашистская сволочь! Вы об этом не знали? Три тома Есенина? Кто он такой,
ты поймешь из его собственных слов.
Следователь достал большую, в картонном переплете, книгу, открыл ее в
том месте, где торчала газетная закладка, и прочитал: "Самые лучшие
поклонники нашей поэзии - проститутки и бандиты. С ними мы все в большой
дружбе. Коммунисты нас не любят по недоразумению". Понял, Упоров, на что
намекает этот подонок?!
Теперь уже старуха не улыбалась. Она кричала, широко разевая тот самый
рот, который он не хотел рисовать:
- Ты устраивал коллективные чтения на корабле.
Есть свидетели. Честные, порядочные люди!
- Неправда, гражданин следователь. Кто свидетель-то?
- Все! Кому скажем, тот и свидетель. А ты - бандит! Бандит с
комсомольским билетом!
Обрызки слюны летели в лицо молодого штурмана, а он боялся
пошевелиться. Вдруг-тишина. Левин выправил лицо, стал похож на самого себя.
- "Ленин, - полушепотом сообщил следователь подследственному, - цитирую
выступление Сталина в газете "Правда": никогда не смотрел на Республику
Советов как на саму цель. Он всегда рассматривал ее как необходимое звено
для усиления революционного движения в странах Запада и Востока, как
необходимое звено для облегчения победы трудящихся всего мира над
капиталом!" Ты тащишь буржуазную гниль, гниль обреченного трупа в наш
здоровый социалистический дом и спрашиваешь, в чем твоя вина?! Сколько
тебе заплатили? Кто выходил на связь с тобой?
- Нисколько и никто не выходил.
- А за драку с негром ты получал доллары?
- Это была не драка, товарищ Левин. Это был честный бой.
- Что?! Какой я тебе товарищ?!
Опять полетела слюна с матом. А когда следователь успокоился, то поднял
трубку и сказал:
- Пусть войдет.
Вошел Семен
Глубокая темнота начала втягивать все мысли и чувства в свое бездонное
нутро, оберегая их от надоевших потрясений. Впрочем, рядом с покоем
образовалось чьето постороннее внимание, значительное или угрюмое.
Он не понял. Но оно было, тревожило уснувшие мысли, будило далекие
воспоминания. Через некоторое время в это состояние явилось уже зримое
явление - глаза с мут-но-серыми зрачками, крапленными белыми точками.
Они жили самостоятельной жизнью на блеклом пятне, с размытыми
контурами. Пятно напоминало лицо выходящего из густой темноты человека. Но
вот он вспомнил выпуклый лоб над острыми надбровными дугами, и на пятне
образовалась верхняя часть знакомой головы с гладко зачесанными назад
волосами. В нем загорелся интерес, устранивший очнувшееся состояние
опасности, и широкий, словно раздавленный, нос ляпнулся в середине пятна,
подперев переносицей тяжелые мешки под глазами.
Игра захватывала все больше: он рисовал врага.
Жестко закруглился подбородок, а немного оттопыренные уши вытянули лицо
из темноты почти готовым.
Оно начало жить, устремив на беглого зэка требовательный вэ^:яд.
Лицо напряглось. Вначале на нем образовались тонкие слепленные губы.
Они начали расходиться и вскорости обнажили краешки редких зубов. Враг
улыбнулся.
- Ну, что, гражданин Упоров, вы готовы отвечать честно на мои вопросы?
- Все честно, гражданин следователь. Я купил книги. Мне никто не
объяснил, что их нельзя читать. Я до сих пор не могу понять: почему их
нельзя читать?!
На этот раз улыбка была другой - и следователь Левин стал похож на
жующую лимон старуху.
- Скажите, Упоров, вы зачем прикидываетесь придурком? Ницше -
фашистская сволочь! Вы об этом не знали? Три тома Есенина? Кто он такой,
ты поймешь из его собственных слов.
Следователь достал большую, в картонном переплете, книгу, открыл ее в
том месте, где торчала газетная закладка, и прочитал: "Самые лучшие
поклонники нашей поэзии - проститутки и бандиты. С ними мы все в большой
дружбе. Коммунисты нас не любят по недоразумению". Понял, Упоров, на что
намекает этот подонок?!
Теперь уже старуха не улыбалась. Она кричала, широко разевая тот самый
рот, который он не хотел рисовать:
- Ты устраивал коллективные чтения на корабле.
Есть свидетели. Честные, порядочные люди!
- Неправда, гражданин следователь. Кто свидетель-то?
- Все! Кому скажем, тот и свидетель. А ты - бандит! Бандит с
комсомольским билетом!
Обрызки слюны летели в лицо молодого штурмана, а он боялся
пошевелиться. Вдруг-тишина. Левин выправил лицо, стал похож на самого себя.
- "Ленин, - полушепотом сообщил следователь подследственному, - цитирую
выступление Сталина в газете "Правда": никогда не смотрел на Республику
Советов как на саму цель. Он всегда рассматривал ее как необходимое звено
для усиления революционного движения в странах Запада и Востока, как
необходимое звено для облегчения победы трудящихся всего мира над
капиталом!" Ты тащишь буржуазную гниль, гниль обреченного трупа в наш
здоровый социалистический дом и спрашиваешь, в чем твоя вина?! Сколько
тебе заплатили? Кто выходил на связь с тобой?
- Нисколько и никто не выходил.
- А за драку с негром ты получал доллары?
- Это была не драка, товарищ Левин. Это был честный бой.
- Что?! Какой я тебе товарищ?!
Опять полетела слюна с матом. А когда следователь успокоился, то поднял
трубку и сказал:
- Пусть войдет.
Вошел Семен