ное
дело. Сообща бы и решить...
Пельмень говорил подчеркнуто небрежно, будто того, о ком шла речь,
здесь не было, и Упоров целил в живот вора сквозь карман телогрейки, не
сомневаясьвыстрелит.
- Твои заботы кончились, - сухо произнес Денис. - За свои отвечу.
- Перед прокурором?
- Нас живыми брать не будут.
- Вот и ошибаешься, - Чалдон с трудом оторвался от носика медного
чайника, перевел дыхание и продолжил: - Имя узнать интересно, куда рыжье
уплыло.
- Сам-то знаешь?! Нет! Никто не знает. Камышмогила. Н вам советую.
- Это-лишнее, Денис.
...У поросшего мхом скальника, где речка на изгибе пробилась сквозь
податливый мартовский лед, Пельмень и Чалдон ушли с тропы. Прощание было
вялым. Все знали, что их ждет впереди...
- Ты, фраерок, помни, - не утерпел напоследок Пельмень. Потный, не
похмелившийся толком, был он похож на обыкновенного доходягу с рынка. -
Везде достанем...
Упоров смерил его равнодушным взглядом, кивнул Чалдону, повернулся и
пошел по тропе, уже не думая о злобном воре, словно того тоже зарезал
услужливый Тиша. Малина ждал, когда пойдет Вадим, пристроился за ним,
загородил бывшего штурмана своей спиной. Он тоже не верил Пельменю...
- Высоко о себе думает Шура.
Вадим промолчал. О чем говорить? Прошлое ушло в другую сторону, будущее
обещало быть покруче.
Тропа свернула в стройный медовый соснячок, островком притулившийся на
солнечном взлобке. Они шли в пахнущем смолой зеленом коридоре, погруженные
в приятное очищение души целебным прикосновением заботливой природы,
Денис вернулся все же к разговору, когда позади остался веселый взлобок
и безжизненная гарь прошлогоднего пожара:
- Шура -дурковатый. Особливо во хмелю: как вол
во льду. Не свернешь. Удивляюсь Ферапонту СтепаДенис легко перескочил
валежину, но поскользнулся и упал набок. Сидя отряхнулся, продолжил, будто
ничего не произошло:
- Думал-замочит Шурика. Не сам, конечно, есть кому...
_ Давно знаешь Камышина?
- С Широкого освобождался. С ним даже администрация вежливо обращалась.
А этот Тиша-темная личность. Говорят, в Питере консерваторию кончал. При
Камышине который год живет...
- Он не только консерваторию кончил, но и Колоса.
Малина шутку не принял, ответил серьезно, желая прекратить пустой базар:
- Колос, сказано было, лишний...
Они поднялись на пологую возвышенность. Отдышавшись, Денис указал в
сторону, где сбегались два хребта:
- Там, на водоразделе, зимовье. Мусора знают, лучше обойти. От зимовья
часов шесть хода до Оратукана. Идти будем ночью. У нас, как у приличных
людей, начался ночной образ жизни. Садись-перекусим.
Денис старался говорить открыто, без всяких хитростей, желая
расположить к себе товарища по побегу. Но к вечеру иссяк и был утомленно
угрюм.
Они сидели на сваленном ветром кедрушке, пережевывая вяленую оленину.
Где-то внизу ухнула сова. Крикнул заяц, окончивший жизнь в ее когтях.
Упорову^ показалось-он почувствовал запах крови, хлынувшей из разорванного
живота зайца. Он не знал, как пахнет заячья кровь, скорее всего, это был
запах крови человеческой который он нес с собой от самого зимовья, не
ощущая/Нужен был толчок, чтобы запах ожил. Таким толчком стала смерть
зайца...
Достоверно известно: весна на Севере отнимает силы v всех, кроме
беглецов. У них организм работает подоугому в особом режиме погони, когда
страх вытаскивает скрытые ресурсы, заставляя тело трудиться с колоссальной
перегрузкой.
Беглецы отмахал
дело. Сообща бы и решить...
Пельмень говорил подчеркнуто небрежно, будто того, о ком шла речь,
здесь не было, и Упоров целил в живот вора сквозь карман телогрейки, не
сомневаясьвыстрелит.
- Твои заботы кончились, - сухо произнес Денис. - За свои отвечу.
- Перед прокурором?
- Нас живыми брать не будут.
- Вот и ошибаешься, - Чалдон с трудом оторвался от носика медного
чайника, перевел дыхание и продолжил: - Имя узнать интересно, куда рыжье
уплыло.
- Сам-то знаешь?! Нет! Никто не знает. Камышмогила. Н вам советую.
- Это-лишнее, Денис.
...У поросшего мхом скальника, где речка на изгибе пробилась сквозь
податливый мартовский лед, Пельмень и Чалдон ушли с тропы. Прощание было
вялым. Все знали, что их ждет впереди...
- Ты, фраерок, помни, - не утерпел напоследок Пельмень. Потный, не
похмелившийся толком, был он похож на обыкновенного доходягу с рынка. -
Везде достанем...
Упоров смерил его равнодушным взглядом, кивнул Чалдону, повернулся и
пошел по тропе, уже не думая о злобном воре, словно того тоже зарезал
услужливый Тиша. Малина ждал, когда пойдет Вадим, пристроился за ним,
загородил бывшего штурмана своей спиной. Он тоже не верил Пельменю...
- Высоко о себе думает Шура.
Вадим промолчал. О чем говорить? Прошлое ушло в другую сторону, будущее
обещало быть покруче.
Тропа свернула в стройный медовый соснячок, островком притулившийся на
солнечном взлобке. Они шли в пахнущем смолой зеленом коридоре, погруженные
в приятное очищение души целебным прикосновением заботливой природы,
Денис вернулся все же к разговору, когда позади остался веселый взлобок
и безжизненная гарь прошлогоднего пожара:
- Шура -дурковатый. Особливо во хмелю: как вол
во льду. Не свернешь. Удивляюсь Ферапонту СтепаДенис легко перескочил
валежину, но поскользнулся и упал набок. Сидя отряхнулся, продолжил, будто
ничего не произошло:
- Думал-замочит Шурика. Не сам, конечно, есть кому...
_ Давно знаешь Камышина?
- С Широкого освобождался. С ним даже администрация вежливо обращалась.
А этот Тиша-темная личность. Говорят, в Питере консерваторию кончал. При
Камышине который год живет...
- Он не только консерваторию кончил, но и Колоса.
Малина шутку не принял, ответил серьезно, желая прекратить пустой базар:
- Колос, сказано было, лишний...
Они поднялись на пологую возвышенность. Отдышавшись, Денис указал в
сторону, где сбегались два хребта:
- Там, на водоразделе, зимовье. Мусора знают, лучше обойти. От зимовья
часов шесть хода до Оратукана. Идти будем ночью. У нас, как у приличных
людей, начался ночной образ жизни. Садись-перекусим.
Денис старался говорить открыто, без всяких хитростей, желая
расположить к себе товарища по побегу. Но к вечеру иссяк и был утомленно
угрюм.
Они сидели на сваленном ветром кедрушке, пережевывая вяленую оленину.
Где-то внизу ухнула сова. Крикнул заяц, окончивший жизнь в ее когтях.
Упорову^ показалось-он почувствовал запах крови, хлынувшей из разорванного
живота зайца. Он не знал, как пахнет заячья кровь, скорее всего, это был
запах крови человеческой который он нес с собой от самого зимовья, не
ощущая/Нужен был толчок, чтобы запах ожил. Таким толчком стала смерть
зайца...
Достоверно известно: весна на Севере отнимает силы v всех, кроме
беглецов. У них организм работает подоугому в особом режиме погони, когда
страх вытаскивает скрытые ресурсы, заставляя тело трудиться с колоссальной
перегрузкой.
Беглецы отмахал