- Блестящий офицер по имени Шура -студент академии имени Дзержинского.
Почти казарменное положение. Если можно, я несколько преувеличиваю, но
когда мужчина делает карьеру, даже любовь для него становится обузой. Шура
делает карьеру, я-дочь репрессированных родителей. Еще вопросы будут?
- Не могли бы вы хоть изредка навещать меня не только в снах?
- Буду приезжать. С вашего позволения, назовусь вашей невестой.
- Хорошая мысль, - сделал попытку улыбнуться Лысый.
За дверью кашлянул суровый старшина. Упоров заторопился:
- Ваш дядя, Наташа, как он отнесется к этой затее?
- Дядя? Что вы?! Он убежден: я-серьезный человек. И это действительно
так, Вадим.
- Я люблю вас, Наташа! Слышите-люблю!
Она опять сменила взгляд озорной девчонки на серьезный, взрослый, а он
поразился скорости, с которой все произошло.
- Пока только слышу, - перед ним стояла задумчивая красивая женщина. -
Возможно - почувствую. Ведь что-то меня влечет...
Старшина возник на пороге караулки, голосом, исключающим возражения,
произнес, щелкнув крышкой часов:
- Свидание окончено!
- Да обожди ты. Мышелов! Полминутки обожди! - махнул на старшину, как
на заблудшую корову, Никандра. - Не видишь, что ли?!
- Заключенный Упоров! - старшина не взглянул в сторону Лысого. -
Немедленно покиньте помещение!
Ее губы коснулись щеки зэка.
- Идите, Вадим. До свидания!
Заключенный сложил руки за спиной, прошел мимо посторонившегося
старшины, но его остановил голос Никандры:
- Постой, Вадим.
Бывший бригадир повесил на плечо Вадима авоську.
- Это тебе! Ребятам привет передай.
- Твои земляки там немного...
- Знаю. Не переживай - уладится.
Старшина Мышелов протянул руку, снял с плеча Упорова авоську. Развязал
белую бельевую веревку, заглянул внутрь.
- Чо мацаешь?! - возмутился задетый отношением старшины Лысый. -
Серякин лично проверял.
- Лишней бдительности не бывает, - спокойно парировал наскок Мышелов, -
банки почему не вскрыты?
Нарушение.
- Вскрой! Проверь! Чтоб тебя от твоей бдительности понос пробрал!
- Мой понос - моя забота. Свиданий тебе, Лысый, больше не видать.
Заключенный Упоров, вперед и шире шаг!
- ...Зачем вы так, Никандра? - слышит он за спиной ее голос. - Надо
было вежливо. Он же - при исполнении.
- Серякину напакостить хочет. Почуял слабину у человека, шакал!
- Серякин ваш тоже хорош! Вы видели, как он себя нахально вел?
Заключенный непроизвольно замедлил шаг. Ему хочется найти Серякина и
дать капитану по башке...
Сережу Любимова на Крученом знали все. Он выполнял обязанности
почтальона, отвечал за самодеятельность, имел забавную даже для Кольты
кличку Убей-Пспу. До начала своей довольно продолжительной отсидки жизнь
юноши из семьи советских аристократов складывалась прочно, надежно, по
схеме, не доступной пониманию людей, не знакомых с тайнами
государственного строительства. Папа много работал и много пил, мама не
работала, но пила не меньше папы, потому Сережа родился восторженным
мальчиком с открытым, но слегка заторможенным сознанием, в которое нанятые
педагоги из "бывших" безуспешно пытались вложить кое-какие знания по
кое-каким наукам. После окончания школы он получил свое законное место в
институте международных отношений. Впереди лежала ровная дорога с вешками
от первой должности работника посольства в недоразвитой африканской стране
до персональной пенсии и персональной могилы на Новодевичьем кладбище.
Перед самым
Почти казарменное положение. Если можно, я несколько преувеличиваю, но
когда мужчина делает карьеру, даже любовь для него становится обузой. Шура
делает карьеру, я-дочь репрессированных родителей. Еще вопросы будут?
- Не могли бы вы хоть изредка навещать меня не только в снах?
- Буду приезжать. С вашего позволения, назовусь вашей невестой.
- Хорошая мысль, - сделал попытку улыбнуться Лысый.
За дверью кашлянул суровый старшина. Упоров заторопился:
- Ваш дядя, Наташа, как он отнесется к этой затее?
- Дядя? Что вы?! Он убежден: я-серьезный человек. И это действительно
так, Вадим.
- Я люблю вас, Наташа! Слышите-люблю!
Она опять сменила взгляд озорной девчонки на серьезный, взрослый, а он
поразился скорости, с которой все произошло.
- Пока только слышу, - перед ним стояла задумчивая красивая женщина. -
Возможно - почувствую. Ведь что-то меня влечет...
Старшина возник на пороге караулки, голосом, исключающим возражения,
произнес, щелкнув крышкой часов:
- Свидание окончено!
- Да обожди ты. Мышелов! Полминутки обожди! - махнул на старшину, как
на заблудшую корову, Никандра. - Не видишь, что ли?!
- Заключенный Упоров! - старшина не взглянул в сторону Лысого. -
Немедленно покиньте помещение!
Ее губы коснулись щеки зэка.
- Идите, Вадим. До свидания!
Заключенный сложил руки за спиной, прошел мимо посторонившегося
старшины, но его остановил голос Никандры:
- Постой, Вадим.
Бывший бригадир повесил на плечо Вадима авоську.
- Это тебе! Ребятам привет передай.
- Твои земляки там немного...
- Знаю. Не переживай - уладится.
Старшина Мышелов протянул руку, снял с плеча Упорова авоську. Развязал
белую бельевую веревку, заглянул внутрь.
- Чо мацаешь?! - возмутился задетый отношением старшины Лысый. -
Серякин лично проверял.
- Лишней бдительности не бывает, - спокойно парировал наскок Мышелов, -
банки почему не вскрыты?
Нарушение.
- Вскрой! Проверь! Чтоб тебя от твоей бдительности понос пробрал!
- Мой понос - моя забота. Свиданий тебе, Лысый, больше не видать.
Заключенный Упоров, вперед и шире шаг!
- ...Зачем вы так, Никандра? - слышит он за спиной ее голос. - Надо
было вежливо. Он же - при исполнении.
- Серякину напакостить хочет. Почуял слабину у человека, шакал!
- Серякин ваш тоже хорош! Вы видели, как он себя нахально вел?
Заключенный непроизвольно замедлил шаг. Ему хочется найти Серякина и
дать капитану по башке...
Сережу Любимова на Крученом знали все. Он выполнял обязанности
почтальона, отвечал за самодеятельность, имел забавную даже для Кольты
кличку Убей-Пспу. До начала своей довольно продолжительной отсидки жизнь
юноши из семьи советских аристократов складывалась прочно, надежно, по
схеме, не доступной пониманию людей, не знакомых с тайнами
государственного строительства. Папа много работал и много пил, мама не
работала, но пила не меньше папы, потому Сережа родился восторженным
мальчиком с открытым, но слегка заторможенным сознанием, в которое нанятые
педагоги из "бывших" безуспешно пытались вложить кое-какие знания по
кое-каким наукам. После окончания школы он получил свое законное место в
институте международных отношений. Впереди лежала ровная дорога с вешками
от первой должности работника посольства в недоразвитой африканской стране
до персональной пенсии и персональной могилы на Новодевичьем кладбище.
Перед самым