перь.
- Но как же!.. Где его формулярный список? - воскликнула почти в
полусумасшествии Миропа Дмитриевна.
- Он у нас, но ему выдан аттестат о службе, - отвечали ей.
- Покажите мне этот аттестат! - неистовствовала Миропа Дмитриевна.
Ей показали формулярный список и копию с аттестата.
- Но тут написано же, что у него триста душ! - кричала она.
- Написано, - ответили ей.
- Но где же они?
- В аттестате сказано, в какой губернии.
- Что ж, мне и ехать в такую губернию? - кричала Миропа Дмитриевна.
- Это как вам угодно, - ответили ей.
- Ну, я теперь знаю, что мне угодно! - воскликнула Миропа Дмитриевна и
помчалась к обер-полицеймейстеру, которому с плачем и воплями выпечатала,
что она бедная женщина, ограбленная теперь таким-то камергером, который
живет у нее на квартире.
Обер-полицеймейстер, довольно привычный, вероятно, ко всякого рода
женским воплям, ответил ей довольно сухо:
- Для меня словесного объяснения недостаточно, вы должны мне подать
докладную записку.
- Она у меня готова, ваше превосходительство, вот она! - восклицала
Миропа Дмитриевна, вынимая проворно из ридикюля бумагу, пробежав которую,
обер-полицеймейстер велел стоявшему навытяжке казаку съездить за толстеньким
частным приставом.
Тот явился весьма скоро.
- В вашем участке проживает подавшая мне докладную записку госпожа
Зверева? - спросил его начальническим тоном обер-полицеймейстер.
- В моем-с, - отвечал пристав, тоже пробежав записку.
- Госпожа эта здесь налицо! - сказал обер-полицеймейстер, указывая на
Миропу Дмитриевну. - Разузнайте подробно дело и направьте госпожу Звереву,
что следует ей предпринять.
Частный пристав поклоном головы выразил, что исполнит все приказанное
ему, после чего, пригласив Миропу Дмитриевну отойти с ним в сторонку, стал
ее расспрашивать. Миропа Дмитриевна очень точно и подробно все рассказала
ему, умолчав, конечно, о своих сердечных отношениях к камергеру. Выслушав
свою клиентку, частный пристав прежде всего довольно решительно объявил, что
она ничего не взыщет с выгнанного из всех служб камергера.
- Но как же, у него в формуляре значится, что он имеет триста душ! -
воскликнула Миропа Дмитриевна.
Частный пристав при этом невольно рассмеялся.
- Разве можно касательно состояния верить формулярам? - сказал он ей
вежливо.
- Так что же я теперь должна делать, если он такой подлец, что пишет в
бумагах, чего у него нет?
- Сделать вы с ним можете одно: посадить в долговое отделение, с
платою, конечно, от себя каждомесячно...
- Но это будет только новая трата! - воскликнула Миропа Дмитриевна.
- Разумеется, - подтвердил частный пристав.
- Ну, тогда что же, он всю жизнь будет жить у меня на квартире и я
должна буду содержать его?
- Нет, с квартиры мы его сгоним, - успокоил ее на этот счет пристав.
- Да, я прошу вас; иначе я буду уж жаловаться генерал-губернатору, -
говорила окончательно рассвирепевшая Миропа Дмитриевна.
- Сгоним-с! - повторил толстенький пристав, и действительно на другой
же день он еще ранним утром приехал к экс-камергеру, беседовал с ним долго,
после чего тот куда-то перед обедом уехал, - я не говорю: переехал, потому
что ему перевозить с собой было нечего.
В тот же вечер экс-камергер сидел в кофейной и ругмя ругал Максиньке
полицию, с чем тот вполне
- Но как же!.. Где его формулярный список? - воскликнула почти в
полусумасшествии Миропа Дмитриевна.
- Он у нас, но ему выдан аттестат о службе, - отвечали ей.
- Покажите мне этот аттестат! - неистовствовала Миропа Дмитриевна.
Ей показали формулярный список и копию с аттестата.
- Но тут написано же, что у него триста душ! - кричала она.
- Написано, - ответили ей.
- Но где же они?
- В аттестате сказано, в какой губернии.
- Что ж, мне и ехать в такую губернию? - кричала Миропа Дмитриевна.
- Это как вам угодно, - ответили ей.
- Ну, я теперь знаю, что мне угодно! - воскликнула Миропа Дмитриевна и
помчалась к обер-полицеймейстеру, которому с плачем и воплями выпечатала,
что она бедная женщина, ограбленная теперь таким-то камергером, который
живет у нее на квартире.
Обер-полицеймейстер, довольно привычный, вероятно, ко всякого рода
женским воплям, ответил ей довольно сухо:
- Для меня словесного объяснения недостаточно, вы должны мне подать
докладную записку.
- Она у меня готова, ваше превосходительство, вот она! - восклицала
Миропа Дмитриевна, вынимая проворно из ридикюля бумагу, пробежав которую,
обер-полицеймейстер велел стоявшему навытяжке казаку съездить за толстеньким
частным приставом.
Тот явился весьма скоро.
- В вашем участке проживает подавшая мне докладную записку госпожа
Зверева? - спросил его начальническим тоном обер-полицеймейстер.
- В моем-с, - отвечал пристав, тоже пробежав записку.
- Госпожа эта здесь налицо! - сказал обер-полицеймейстер, указывая на
Миропу Дмитриевну. - Разузнайте подробно дело и направьте госпожу Звереву,
что следует ей предпринять.
Частный пристав поклоном головы выразил, что исполнит все приказанное
ему, после чего, пригласив Миропу Дмитриевну отойти с ним в сторонку, стал
ее расспрашивать. Миропа Дмитриевна очень точно и подробно все рассказала
ему, умолчав, конечно, о своих сердечных отношениях к камергеру. Выслушав
свою клиентку, частный пристав прежде всего довольно решительно объявил, что
она ничего не взыщет с выгнанного из всех служб камергера.
- Но как же, у него в формуляре значится, что он имеет триста душ! -
воскликнула Миропа Дмитриевна.
Частный пристав при этом невольно рассмеялся.
- Разве можно касательно состояния верить формулярам? - сказал он ей
вежливо.
- Так что же я теперь должна делать, если он такой подлец, что пишет в
бумагах, чего у него нет?
- Сделать вы с ним можете одно: посадить в долговое отделение, с
платою, конечно, от себя каждомесячно...
- Но это будет только новая трата! - воскликнула Миропа Дмитриевна.
- Разумеется, - подтвердил частный пристав.
- Ну, тогда что же, он всю жизнь будет жить у меня на квартире и я
должна буду содержать его?
- Нет, с квартиры мы его сгоним, - успокоил ее на этот счет пристав.
- Да, я прошу вас; иначе я буду уж жаловаться генерал-губернатору, -
говорила окончательно рассвирепевшая Миропа Дмитриевна.
- Сгоним-с! - повторил толстенький пристав, и действительно на другой
же день он еще ранним утром приехал к экс-камергеру, беседовал с ним долго,
после чего тот куда-то перед обедом уехал, - я не говорю: переехал, потому
что ему перевозить с собой было нечего.
В тот же вечер экс-камергер сидел в кофейной и ругмя ругал Максиньке
полицию, с чем тот вполне