м
двадцатилетним (в 1940-ом году) фигурам, можно было заметить,
что отлетел кончик уха у одного из коней, и основания у
двух-трех пешек чуть подломаны, как край гриба, ибо много и
далеко я их возил, сменив больше пятидесяти квартир за мои
европейские годы; но на верхушке королевской ладьи и на челе
королевского коня все еще сохранился рисунок красной коронки,
вроде круглого знака на лбу у счастливого индуса.
Мои часы -- ручеек времени по сравнению с оледенелым его
озером на доске -- показывали половину третьего утра. Дело было
в мае--около 19-го мая 1940-го года. Накануне, после нескольких
месяцев ходатайств, просьб и брани, удалось впрыснуть взятку в
нужную крысу в нужном отделе, и этим заставить ее выделить
нужную visa de sortie (Выездную визу (франц.) ), которая
в свою очередь давала возможность получить разрешение на въезд
в Америку. Глядя на мою шахматную задачу, я вдруг почувствовал,
что с окончанием работы над ней целому периоду моей жизни
благополучно пришел конец. Кроме скуки и отвращения, Европа не
возбуждала во мне ничего. Кругом было очень тихо. Облегчение,
которое я испытывал, придавало тишине некоторую нежность.
Из-под дивана выглядывал игрушечный грузовичок, В соседней
комнате ты и наш маленький сын мирно спали. Лампа на столе была
в чепце из голубой сахарной бумаги (военная предосторожность),
и вследствие этого электрический свет окрашивал лепной от
табачного дыма воздух в лунные оттенки. Непроницаемые занавески
отделяли меня от притушенного Парижа. Лежавшая на диване газета
сообщала крупными литерами о нападении Германии на Голландию.
Передо мной лист скверной бумаги, на котором в ту
лилово-черную парижскую ночь я нарисовал диаграмму моей задачи.
Белые: Король, а7; Ферзь, Ь6; Ладьи, f4 и Ь5; Слоны, е4 и Ь8;
Кони, d8 и е6; Пешки, Ь7 и g3. Черные: Король, е5; Ладья, g7;
Слон, h6; Кони, е2 и g5; Пешки, еЗ, с6, d7. Белые начинают и
дают мат в два хода. Решение дано в следующей главе. Ложный же
след, иллюзорная комбинация: пешка идет на Ь8 и превращается в
коня, после чего белые тремя разными, очаровательными матами
отвечают на три по-разному раскрытых шаха черных; но черные
разрушают всю эту блестящую комбинацию тем, что, вместо шахов,
делают маленький, никчемный с виду, выжидательный ход в другом
месте доски. В одном углу листа с диаграммой стоит тот же
штемпель, которым чья-то неутомимая и бездельная рука украсила
все книги, все бумаги, вывезенные мной из Франции в мае 1940-го
года. Это-- круглый пуговичный штемпель, и цвет его--последнее
слово спектра: violet de bureau (Канцелярская лиловизна
(франи.).). В центре видны две прописные буквы, большое
"R" и большое "F", инициалы Французской Республики. Из других
букв, несколько меньшего формата, составляются по периферии
штемпеля интересные слова "Contrфle des Informations". Эту
тайную информацию я теперь могу обнародовать.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
"О, как гаснут--по-степи, по-степи, удаляясь, годы!" Годы
гаснут, мой Друг, и, когда удалятся совсем, никто не будет
знать, что знаем ты да я. Наш сын растет; розы Пестума,
туманного Пестума, отцвели; люди неумные, с большими
способностями к математике, лихо добираются до тайных сил
природы, которые кроткие, в ореоле седин, и тоже не очень
далекие физики предсказали (к тайному своему удивлению)
двадцатилетним (в 1940-ом году) фигурам, можно было заметить,
что отлетел кончик уха у одного из коней, и основания у
двух-трех пешек чуть подломаны, как край гриба, ибо много и
далеко я их возил, сменив больше пятидесяти квартир за мои
европейские годы; но на верхушке королевской ладьи и на челе
королевского коня все еще сохранился рисунок красной коронки,
вроде круглого знака на лбу у счастливого индуса.
Мои часы -- ручеек времени по сравнению с оледенелым его
озером на доске -- показывали половину третьего утра. Дело было
в мае--около 19-го мая 1940-го года. Накануне, после нескольких
месяцев ходатайств, просьб и брани, удалось впрыснуть взятку в
нужную крысу в нужном отделе, и этим заставить ее выделить
нужную visa de sortie (Выездную визу (франц.) ), которая
в свою очередь давала возможность получить разрешение на въезд
в Америку. Глядя на мою шахматную задачу, я вдруг почувствовал,
что с окончанием работы над ней целому периоду моей жизни
благополучно пришел конец. Кроме скуки и отвращения, Европа не
возбуждала во мне ничего. Кругом было очень тихо. Облегчение,
которое я испытывал, придавало тишине некоторую нежность.
Из-под дивана выглядывал игрушечный грузовичок, В соседней
комнате ты и наш маленький сын мирно спали. Лампа на столе была
в чепце из голубой сахарной бумаги (военная предосторожность),
и вследствие этого электрический свет окрашивал лепной от
табачного дыма воздух в лунные оттенки. Непроницаемые занавески
отделяли меня от притушенного Парижа. Лежавшая на диване газета
сообщала крупными литерами о нападении Германии на Голландию.
Передо мной лист скверной бумаги, на котором в ту
лилово-черную парижскую ночь я нарисовал диаграмму моей задачи.
Белые: Король, а7; Ферзь, Ь6; Ладьи, f4 и Ь5; Слоны, е4 и Ь8;
Кони, d8 и е6; Пешки, Ь7 и g3. Черные: Король, е5; Ладья, g7;
Слон, h6; Кони, е2 и g5; Пешки, еЗ, с6, d7. Белые начинают и
дают мат в два хода. Решение дано в следующей главе. Ложный же
след, иллюзорная комбинация: пешка идет на Ь8 и превращается в
коня, после чего белые тремя разными, очаровательными матами
отвечают на три по-разному раскрытых шаха черных; но черные
разрушают всю эту блестящую комбинацию тем, что, вместо шахов,
делают маленький, никчемный с виду, выжидательный ход в другом
месте доски. В одном углу листа с диаграммой стоит тот же
штемпель, которым чья-то неутомимая и бездельная рука украсила
все книги, все бумаги, вывезенные мной из Франции в мае 1940-го
года. Это-- круглый пуговичный штемпель, и цвет его--последнее
слово спектра: violet de bureau (Канцелярская лиловизна
(франи.).). В центре видны две прописные буквы, большое
"R" и большое "F", инициалы Французской Республики. Из других
букв, несколько меньшего формата, составляются по периферии
штемпеля интересные слова "Contrфle des Informations". Эту
тайную информацию я теперь могу обнародовать.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
"О, как гаснут--по-степи, по-степи, удаляясь, годы!" Годы
гаснут, мой Друг, и, когда удалятся совсем, никто не будет
знать, что знаем ты да я. Наш сын растет; розы Пестума,
туманного Пестума, отцвели; люди неумные, с большими
способностями к математике, лихо добираются до тайных сил
природы, которые кроткие, в ореоле седин, и тоже не очень
далекие физики предсказали (к тайному своему удивлению)