ожим с "аурой",
как ее называют врачи: странное ощущение, и напряженное, и парящее,
жгуче-ледяная испарина, невыразимая, продирающая перед припадком всю нервную
систему. И в этот раз Бретвит вновь ощутил, как ударяет в голову волшебное
вино.
-- Ладно, я готов. Дайте знак, -- алчно произнес он.
Градус, решившись рискнуть, глянул украдкой на руку Бретвита, лежавшую
на колене: тайком от ее владельца она, казалось, подсказывала Градусу ручным
шепотком. Он попытался скопировать то, что она изо всей мочи старалась ему
передать, -- но то были лишь начатки нужного знака.
-- Нет-нет, -- сказал Бретвит, снисходительно усмехаясь неловкости
новичка. -- Другой рукой, друг мой. Вы же знаете, Его Величество левша.
Градус сделал еще попытку, но пугливый суфлер исчез, подобно сброшенной
кукле. Застенчиво пялясь на свои туповатые пальцы, Градус покопошился,
словно бестолковый и полупарализованный актер театра теней, и наконец
соорудил неверное "V" -- Виктория! Улыбка Бретвита начала угасать.
Когда она угасла совсем, Бретвит (что означает "шахматный ум") поднялся
из кресла. Будь комнатенка побольше, он бы по ней прошелся туда-сюда, -- но
не здесь, не в этом набитом битком кабинете. Растяпа Градус застегнул все
три пуговицы тесноватого коричневого пиджака и помотал туда-сюда головой.
-- Я думаю, -- сварливо сказал он, -- мне следует быть откровенным. Раз
я вам привез эти ценные бумаги, вы за это обязаны устроить мне встречу или
хотя бы дать его адрес.
-- Я знаю, кто вы, -- воскликнул, тыкая пальцем, Бретвит. -- Вы
репортер! Вы из этой гадской датской газетки, вон она торчит у вас из
кармана (Градус машинально нащупал ее и нахмурился). А я-то надеялся, что
они оставят меня в покое! Пошлые приставалы! Для вас ничего нет святого --
ни рака, ни изгнания, ни достоинства государя!
(Увы, это верно не только в отношении Градуса, -- у него и в Аркадии
есть коллеги.)
Градус сидел, уставясь на свои новые туфли -- цвета красного дерева с
сетчатыми нахлобучками. Тремя этажами ниже, на темной улице нетерпеливым
воем расчищала себе дорогу скорая помощь. Бретвит обрушил свой гнев на
письма предков, лежавшие на столе. Схватив аккуратную пачку вместе с
отпавшей оберткой, он метнул ее в мусорную корзину. Бечевка выпала к ногам
Градуса, он подобрал ее и добавил к scripta.
-- Прошу вас, уходите, -- сказал бедный Бретвит. -- Я с ума схожу от
боли в паху. Я три ночи не спал. Вы, журналисты, упрямая братия, но и я тоже
упрям. Вы никогда ничего от меня не узнаете о моем короле. Прощайте.
Он подождал на лестнице, пока шаги посетителя спустятся и достигнут
входных дверей. Двери открылись, закрылись, и вот уже автоматическое
освещение лестницы выключилось, издавши такой звук, будто его кто-то пнул
ногой.
Строки 287-288: за подпругу мешок дорожный
Карточка (двадцать четвертая), на которой записаны эти строки
(287-299), помечена 7 июля, под этой датой я нахожу в моей памятной
книжечке пометку: Д-Р СМЕТЛАВ, 3.30 ПОПОЛУДНИ. Испытывая, как и большинство
людей, некоторое волнение перед визитом к врачу, я решил купить по пути
что-нибудь успокоительное, дабы убыстрение пульса не обмануло доверчивую
науку. Я отыскал требуемые капли, принял ароматное снадобье прямо в аптеке
и, выйдя наружу, увидел Шейдов, как раз покидавших соседний магазин. Она
несла
как ее называют врачи: странное ощущение, и напряженное, и парящее,
жгуче-ледяная испарина, невыразимая, продирающая перед припадком всю нервную
систему. И в этот раз Бретвит вновь ощутил, как ударяет в голову волшебное
вино.
-- Ладно, я готов. Дайте знак, -- алчно произнес он.
Градус, решившись рискнуть, глянул украдкой на руку Бретвита, лежавшую
на колене: тайком от ее владельца она, казалось, подсказывала Градусу ручным
шепотком. Он попытался скопировать то, что она изо всей мочи старалась ему
передать, -- но то были лишь начатки нужного знака.
-- Нет-нет, -- сказал Бретвит, снисходительно усмехаясь неловкости
новичка. -- Другой рукой, друг мой. Вы же знаете, Его Величество левша.
Градус сделал еще попытку, но пугливый суфлер исчез, подобно сброшенной
кукле. Застенчиво пялясь на свои туповатые пальцы, Градус покопошился,
словно бестолковый и полупарализованный актер театра теней, и наконец
соорудил неверное "V" -- Виктория! Улыбка Бретвита начала угасать.
Когда она угасла совсем, Бретвит (что означает "шахматный ум") поднялся
из кресла. Будь комнатенка побольше, он бы по ней прошелся туда-сюда, -- но
не здесь, не в этом набитом битком кабинете. Растяпа Градус застегнул все
три пуговицы тесноватого коричневого пиджака и помотал туда-сюда головой.
-- Я думаю, -- сварливо сказал он, -- мне следует быть откровенным. Раз
я вам привез эти ценные бумаги, вы за это обязаны устроить мне встречу или
хотя бы дать его адрес.
-- Я знаю, кто вы, -- воскликнул, тыкая пальцем, Бретвит. -- Вы
репортер! Вы из этой гадской датской газетки, вон она торчит у вас из
кармана (Градус машинально нащупал ее и нахмурился). А я-то надеялся, что
они оставят меня в покое! Пошлые приставалы! Для вас ничего нет святого --
ни рака, ни изгнания, ни достоинства государя!
(Увы, это верно не только в отношении Градуса, -- у него и в Аркадии
есть коллеги.)
Градус сидел, уставясь на свои новые туфли -- цвета красного дерева с
сетчатыми нахлобучками. Тремя этажами ниже, на темной улице нетерпеливым
воем расчищала себе дорогу скорая помощь. Бретвит обрушил свой гнев на
письма предков, лежавшие на столе. Схватив аккуратную пачку вместе с
отпавшей оберткой, он метнул ее в мусорную корзину. Бечевка выпала к ногам
Градуса, он подобрал ее и добавил к scripta.
-- Прошу вас, уходите, -- сказал бедный Бретвит. -- Я с ума схожу от
боли в паху. Я три ночи не спал. Вы, журналисты, упрямая братия, но и я тоже
упрям. Вы никогда ничего от меня не узнаете о моем короле. Прощайте.
Он подождал на лестнице, пока шаги посетителя спустятся и достигнут
входных дверей. Двери открылись, закрылись, и вот уже автоматическое
освещение лестницы выключилось, издавши такой звук, будто его кто-то пнул
ногой.
Строки 287-288: за подпругу мешок дорожный
Карточка (двадцать четвертая), на которой записаны эти строки
(287-299), помечена 7 июля, под этой датой я нахожу в моей памятной
книжечке пометку: Д-Р СМЕТЛАВ, 3.30 ПОПОЛУДНИ. Испытывая, как и большинство
людей, некоторое волнение перед визитом к врачу, я решил купить по пути
что-нибудь успокоительное, дабы убыстрение пульса не обмануло доверчивую
науку. Я отыскал требуемые капли, принял ароматное снадобье прямо в аптеке
и, выйдя наружу, увидел Шейдов, как раз покидавших соседний магазин. Она
несла