ко секунд, положил на стол, уже перед собою. Я
дивился, но все эти странные речи его произнесены были так внезапно, что я
не мог еще ничего осмыслить. Помню только, что болезненный испуг проникал в
мое сердце. Испуг мамы переходил в недоумение и сострадание; она прежде
всего видела в нем лишь несчастного; случалось же, что и прежде он говорил
иногда почти так же странно, как и теперь. Лиза стала вдруг очень почему-то
бледна и странно кивнула мне на него головой. Но более всех испугана была
Татьяна Павловна.
- Да что с вами, голубчик Андрей Петрович? - выговорила она осторожно.
- Право, не знаю, милая Татьяна Павловна, что со мной. Не беспокойтесь,
я еще помню, что вы - Татьяна Павловна и что вы - милая. Я, однако, зашел
лишь на минуту; я хотел бы сказать Соне что-нибудь хорошее и ищу такого
слова, хотя сердце полно слов, которых не умею высказать; право, все таких
каких-то странных слов. Знаете, мне кажется, что я весь точно раздваиваюсь,
- оглядел он нас всех с ужасно серьезным лицом и с самою искреннею
сообщительностью. - Право, мысленно раздваиваюсь и ужасно этого боюсь. Точно
подле вас стоит ваш двойник; вы сами умны и разумны, а тот непременно хочет
сделать подле вас какую-нибудь бессмыслицу, и иногда превеселую вещь, и
вдруг вы замечаете, что это вы сами хотите сделать эту веселую вещь, и бог
знает зачем, то есть как-то нехотя хотите, сопротивляясь из всех сил хотите.
Я знал однажды одного доктора, который на похоронах своего отца, в церкви,
вдруг засвистал. Право, я боялся прийти сегодня на похороны, потому что мне
с чего-то пришло в голову непременное убеждение, что я вдруг засвищу или
захохочу, как этот несчастный доктор, который довольно нехорошо кончил... И,
право, не знаю, почему мне все припоминается сегодня этот доктор; до того
припоминается, что не отвязаться. Знаешь, Соня, вот я взял опять образ (он
взял его и вертел в руках), и знаешь, мнe ужасно хочется теперь, вот сию
секунду, ударить его об печку, об этот самый угол. Я уверен, что он разом
расколется на две половины - ни больше ни меньше.
Главное, он проговорил все это без всякого вида притворства или даже
какой-нибудь выходки; он совсем просто говорил, но это было тем ужаснее; и,
кажется, он действительно ужасно чего-то боялся; я вдруг заметил, что его
руки слегка дрожат.
- Андрей Петрович! - вскрикнула мама, всплеснув руками.
- Оставь, оставь образ, Андрей Петрович, оставь, положи! - вскочила
Татьяна Павловна, - разденься и ляг. Аркадий, за доктором!
- Однако... однако как вы засуетились? - проговорил он тихо, обводя нас
всех пристальным взглядом. Затем вдруг положил оба локтя на стол и подпер
голову руками:
- Я вас пугаю, но вот что, друзья мои: потешьте меня каплю, сядьте
опять и станьте все спокойнее - на одну хоть минуту! Соня, я вовсе не об
этом пришел говорить; я пришел что-то сообщить, но совсем другое. Прощай,
Соня, я отправляюсь опять странствовать, как уже несколько раз от тебя
отправлялся... Ну, конечно, когда-нибудь приду к тебе опять - в этом смысле
ты неминуема. К кому же мне и прийти, когда все кончится? Верь, Соня, что я
пришел к тебе теперь как к ангелу, а вовсе не как к врагу: какой ты мне
враг, какой ты мне враг! Не подумай, что с тем, чтоб разбить этот образ,
потому что, знаешь ли что, Соня, мне все-таки ведь хочется разбить...
Когда Татьяна Павлов
дивился, но все эти странные речи его произнесены были так внезапно, что я
не мог еще ничего осмыслить. Помню только, что болезненный испуг проникал в
мое сердце. Испуг мамы переходил в недоумение и сострадание; она прежде
всего видела в нем лишь несчастного; случалось же, что и прежде он говорил
иногда почти так же странно, как и теперь. Лиза стала вдруг очень почему-то
бледна и странно кивнула мне на него головой. Но более всех испугана была
Татьяна Павловна.
- Да что с вами, голубчик Андрей Петрович? - выговорила она осторожно.
- Право, не знаю, милая Татьяна Павловна, что со мной. Не беспокойтесь,
я еще помню, что вы - Татьяна Павловна и что вы - милая. Я, однако, зашел
лишь на минуту; я хотел бы сказать Соне что-нибудь хорошее и ищу такого
слова, хотя сердце полно слов, которых не умею высказать; право, все таких
каких-то странных слов. Знаете, мне кажется, что я весь точно раздваиваюсь,
- оглядел он нас всех с ужасно серьезным лицом и с самою искреннею
сообщительностью. - Право, мысленно раздваиваюсь и ужасно этого боюсь. Точно
подле вас стоит ваш двойник; вы сами умны и разумны, а тот непременно хочет
сделать подле вас какую-нибудь бессмыслицу, и иногда превеселую вещь, и
вдруг вы замечаете, что это вы сами хотите сделать эту веселую вещь, и бог
знает зачем, то есть как-то нехотя хотите, сопротивляясь из всех сил хотите.
Я знал однажды одного доктора, который на похоронах своего отца, в церкви,
вдруг засвистал. Право, я боялся прийти сегодня на похороны, потому что мне
с чего-то пришло в голову непременное убеждение, что я вдруг засвищу или
захохочу, как этот несчастный доктор, который довольно нехорошо кончил... И,
право, не знаю, почему мне все припоминается сегодня этот доктор; до того
припоминается, что не отвязаться. Знаешь, Соня, вот я взял опять образ (он
взял его и вертел в руках), и знаешь, мнe ужасно хочется теперь, вот сию
секунду, ударить его об печку, об этот самый угол. Я уверен, что он разом
расколется на две половины - ни больше ни меньше.
Главное, он проговорил все это без всякого вида притворства или даже
какой-нибудь выходки; он совсем просто говорил, но это было тем ужаснее; и,
кажется, он действительно ужасно чего-то боялся; я вдруг заметил, что его
руки слегка дрожат.
- Андрей Петрович! - вскрикнула мама, всплеснув руками.
- Оставь, оставь образ, Андрей Петрович, оставь, положи! - вскочила
Татьяна Павловна, - разденься и ляг. Аркадий, за доктором!
- Однако... однако как вы засуетились? - проговорил он тихо, обводя нас
всех пристальным взглядом. Затем вдруг положил оба локтя на стол и подпер
голову руками:
- Я вас пугаю, но вот что, друзья мои: потешьте меня каплю, сядьте
опять и станьте все спокойнее - на одну хоть минуту! Соня, я вовсе не об
этом пришел говорить; я пришел что-то сообщить, но совсем другое. Прощай,
Соня, я отправляюсь опять странствовать, как уже несколько раз от тебя
отправлялся... Ну, конечно, когда-нибудь приду к тебе опять - в этом смысле
ты неминуема. К кому же мне и прийти, когда все кончится? Верь, Соня, что я
пришел к тебе теперь как к ангелу, а вовсе не как к врагу: какой ты мне
враг, какой ты мне враг! Не подумай, что с тем, чтоб разбить этот образ,
потому что, знаешь ли что, Соня, мне все-таки ведь хочется разбить...
Когда Татьяна Павлов