знал их
коротко. Говорил он о чем-то лишь с Ламбертом, да и то почти шепотом, да и
то говорил почти один Ламберт, а рябой лишь отделывался отрывочными,
сердитыми и ультиматными словами. Он держал себя высокомерно, был зол и
насмешлив, тогда как Ламберт, напротив, был в большом возбуждении и, видимо,
все его уговаривал, вероятно склоняя на какое-то предприятие. Раз я протянул
руку к бутылке с красным вином; рябой вдруг взял бутылку хересу и подал мне,
до тех пор нe сказав со мною слова.
- Попробуйте этого, - сказал он, протягивая мне бутылку. Тут я вдруг
догадался, что и ему должно уже быть известно обо мне все на свете - и
история моя, и имя мое, и, может быть, то, в чем рассчитывал на меня
Ламберт. Мысль, что он примет меня да служащего у Ламберта, взбесила меня
опять, а в лице Ламберта выразилось сильнейшее и глупейшее беспокойство,
чуть только тот заговорил со мной. Рябой это заметил и засмеялся.
"Решительно Ламберт от всех зависит", - подумал я, ненавидя его в ту минуту
от всей души. Таким образом, мы хотя и просидели весь обед за одним столом,
но были разделены на две группы: рябой с Ламбертом, ближе к окну, один
против другого, и я рядом с засаленным Андреевым, а напротив меня -
Тришатов. Ламберт спешил с кушаньями, поминутно торопя слугу подавать. Когда
подали шампанское, он вдруг протянул ко мне свой бокал.
- За твое здоровье, чокнемся! - проговорил он, прерывая свой разговор с
рябым.
- А вы мне позволите с вами чокнуться? - протянул мне через стол свои
бокал хорошенький Тришатов. До шампанского он был как-то очень задумчив и
молчалив. Dadais же совсем ничего не говорил, но молча и много ел.
- С удовольствием, - ответил я Тришатову. Мы чокнулись и выпили.
- А я за ваше здоровье не стану пить, - обернулся ко мне вдруг dadais,
- не потому, что желаю вашей смерти, а потому, чтоб вы здесь сегодня больше
не пили. - Он проговорил это мрачно и веско.
- С вас довольно и трех бокалов. Вы, я вижу, смотрите на мой немытый
кулак? - продолжал он, выставляя свой кулак на стол. - Я его не мою и так
немытым и отдаю внаем Ламберту для раздробления чужих голов в щекотливых для
Ламберта случаях. - И, проговорив это, он вдруг стукнул кулаком об стол с
такой силой, что подскочили все тарелки и рюмки. Кроме нас, обедали в этой
комнате еще на четырех столах, все офицеры и разные осанистого вида господа.
Ресторан этот модный; все на мгновение прервали разговоры и посмотрели в наш
угол; да, кажется, мы и давно уже возбуждали некоторое любопытство. Ламберт
весь покраснел.
- Га, он опять начинает! Я вас, кажется, просил, Николай Семенович,
вести себя, - проговорил он яростным шепотом Андрееву. Тот оглядел его
длинным и медленным взглядом:
- Я не хочу, чтоб мой новый друг Dolgorowky пил здесь сегодня много
вина.
Ламберт еще пуще вспыхнул. Рябой прислушивался молча, но с видимым
удовольствием. Ему выходка Андреева почему-то понравилась. Я только один не
понимал, для чего бы это мне не пить вина.
- Это он, чтоб только получить деньги! Вы получите еще семь рублей,
слышите, после обеда - только дайте дообедать, не срамите, - проскрежетал
ему Ламберт.
- Ага! - победоносно промычал dadais. Это уже совсем восхитило рябого,
и он злобно захихикал.
- Послушай, ты уж очень... - с беспокойством и почти с страданием
проговорил своему другу
коротко. Говорил он о чем-то лишь с Ламбертом, да и то почти шепотом, да и
то говорил почти один Ламберт, а рябой лишь отделывался отрывочными,
сердитыми и ультиматными словами. Он держал себя высокомерно, был зол и
насмешлив, тогда как Ламберт, напротив, был в большом возбуждении и, видимо,
все его уговаривал, вероятно склоняя на какое-то предприятие. Раз я протянул
руку к бутылке с красным вином; рябой вдруг взял бутылку хересу и подал мне,
до тех пор нe сказав со мною слова.
- Попробуйте этого, - сказал он, протягивая мне бутылку. Тут я вдруг
догадался, что и ему должно уже быть известно обо мне все на свете - и
история моя, и имя мое, и, может быть, то, в чем рассчитывал на меня
Ламберт. Мысль, что он примет меня да служащего у Ламберта, взбесила меня
опять, а в лице Ламберта выразилось сильнейшее и глупейшее беспокойство,
чуть только тот заговорил со мной. Рябой это заметил и засмеялся.
"Решительно Ламберт от всех зависит", - подумал я, ненавидя его в ту минуту
от всей души. Таким образом, мы хотя и просидели весь обед за одним столом,
но были разделены на две группы: рябой с Ламбертом, ближе к окну, один
против другого, и я рядом с засаленным Андреевым, а напротив меня -
Тришатов. Ламберт спешил с кушаньями, поминутно торопя слугу подавать. Когда
подали шампанское, он вдруг протянул ко мне свой бокал.
- За твое здоровье, чокнемся! - проговорил он, прерывая свой разговор с
рябым.
- А вы мне позволите с вами чокнуться? - протянул мне через стол свои
бокал хорошенький Тришатов. До шампанского он был как-то очень задумчив и
молчалив. Dadais же совсем ничего не говорил, но молча и много ел.
- С удовольствием, - ответил я Тришатову. Мы чокнулись и выпили.
- А я за ваше здоровье не стану пить, - обернулся ко мне вдруг dadais,
- не потому, что желаю вашей смерти, а потому, чтоб вы здесь сегодня больше
не пили. - Он проговорил это мрачно и веско.
- С вас довольно и трех бокалов. Вы, я вижу, смотрите на мой немытый
кулак? - продолжал он, выставляя свой кулак на стол. - Я его не мою и так
немытым и отдаю внаем Ламберту для раздробления чужих голов в щекотливых для
Ламберта случаях. - И, проговорив это, он вдруг стукнул кулаком об стол с
такой силой, что подскочили все тарелки и рюмки. Кроме нас, обедали в этой
комнате еще на четырех столах, все офицеры и разные осанистого вида господа.
Ресторан этот модный; все на мгновение прервали разговоры и посмотрели в наш
угол; да, кажется, мы и давно уже возбуждали некоторое любопытство. Ламберт
весь покраснел.
- Га, он опять начинает! Я вас, кажется, просил, Николай Семенович,
вести себя, - проговорил он яростным шепотом Андрееву. Тот оглядел его
длинным и медленным взглядом:
- Я не хочу, чтоб мой новый друг Dolgorowky пил здесь сегодня много
вина.
Ламберт еще пуще вспыхнул. Рябой прислушивался молча, но с видимым
удовольствием. Ему выходка Андреева почему-то понравилась. Я только один не
понимал, для чего бы это мне не пить вина.
- Это он, чтоб только получить деньги! Вы получите еще семь рублей,
слышите, после обеда - только дайте дообедать, не срамите, - проскрежетал
ему Ламберт.
- Ага! - победоносно промычал dadais. Это уже совсем восхитило рябого,
и он злобно захихикал.
- Послушай, ты уж очень... - с беспокойством и почти с страданием
проговорил своему другу