Подросток


и в магазине - только шестнадцать
рублей, - ответил младший Ламберту, оправдываясь с неохотой.
- Этому надо положить конец! - еще раздражительнее продолжал Ламберт. -
Я вам, молодой мой друг, не для того покупаю платье и даю прекрасные вещи,
чтоб вы на вашего длинного друга тратили... Какой это галстух вы еще купили?
- Это - только рубль; это не на ваши. У него совсем не было галстуха, и
ему надо еще купить шляпу.
- Вздор! - уже действительно озлился Ламберт, - я ему достаточно дал и
на шляпу, а он тотчас устриц и шампанского. От него пахнет; он неряха; его
нельзя брать никуда. Как я его повезу обедать?
- На извозчике, - промычал dadais. - Nous avons un rouble d'argent que
nous avons prкtй chez notre nouvel ami.
- Не давай им, Аркадий, ничего! - опять крикнул Ламберт.
- Позвольте, Ламберт; я прямо требую от вас сейчас же десять рублей, -
рассердился вдруг мальчик, так что даже весь покраснел и оттого стал почти
вдвое лучше, - и не смейте никогда говорить глупостей, как сейчас
Долгорукому. Я требую десять рублей, чтоб сейчас отдать рубль Долгорукому, а
на остальные куплю Андрееву тотчас шляпу - вот сами увидите.
Ламберт вышел из-за ширм.
- Вот три желтых бумажки, три рубля, и больше ничего до самого
вторника, и не сметь... не то...
Le grand dadais так и вырвал у него деньги.
-Dolgorowky, вот рубль, nous vous rendons avec beaucoup do grвce. Петя,
ехать! - крикнул он товарищу, и затем вдруг, подняв две бумажки вверх и
махая ими и в упор смотря на Ламберта, завопил из всей силы:
- Ohй, Lambert! oщ est Lambert, as-tu vu Lambert?
- Не сметь, не сметь! - завопил и Ламберт в ужаснейшем гневе; я видел,
что во всем этом было что-то прежнее, чего я не знал вовсе, и глядел с
удивлением. Но длинный нисколько не испугался Ламбертова гнева; напротив,
завопил еще сильнее. "Ohй, Lambert!" и т. д. С этим криком вышли и на
лестницу. Ламберт погнался было за ними, но, однако, воротился.
- Э, я их скоро пр-рогоню в шею! Больше стоят, чем дают... Пойдем,
Аркадий! Я опоздал. Там меня ждет один тоже... нужный человек... Скотина
тоже.. Это все - скоты! Шу-ше-хга, шу-шехга! - прокричал он вновь и почти
скрежетнул зубами; но вдруг окончательно опомнился. - Я рад, что ты хоть
наконец пришел. Alphonsine, ни шагу из дому! Идем.
У крыльца ждал его лихач-рысак. Мы сели; но даже и во весь путь он
все-таки не мог прийти в себя от какой-то ярости на этих молодых людей и
успокоиться. Я дивился, что это так серьезно, и тому еще, что они так к
Ламберту непочтительны, а он чуть ли даже не трусит перед ними. Мне, по
въевшемуся в меня старому впечатлению с детства, все казалось, что все
должны бояться Ламберта, так что, несмотря на всю мою независимость, я,
наверно, в ту минуту и сам трусил Ламберта.
- Я тебе говорю, это - все ужасная шушехга, - не унимался Ламберт. -
Веришь: этот высокий, мерзкий, мучил меня, три дня тому, в хорошем обществе.
Стоит передо мной и кричит: "Ohй, Lambert!" В хорошем обществе! Все смеются
и знают, что это, чтоб я денег дал, - можешь представить. Я дал. О, это -
мерзавцы! Веришь, он был юнкер в полку и выгнан, и, можешь представить, он
образованный; он получил воспитание в хорошем доме, можешь представить! У
него есть мысли, он бы мог... Э, черт! И он силен, как Еркул (Hercule). Он
полезен, только мало. И можешь