из тех решительных,
странных планов, которые хотя и всегда сумасбродны, но зато почти всегда
успевают и выполняются в подобных случаях; назавтра в восемь часов утра он
подошел к дому со стороны переулка и вошел на узенький, грязный и нечистый
задний дворик, нечто вроде помойной ямы в доме. Дворник, что-то делавший на
дворе, приостановился, уперся подбородком на ручку своей лопаты, оглядел
Ордынова с ног до головы и спросил его, что ему надо.
Дворник был молодой малый, лет двадцати пяти, с чрезвычайно
старообразным лицом, сморщенный, маленький, татарин породою.
- Ищу квартиру, - отвечал с нетерпением Ордынов.
- Которая? - спросил дворник с усмешкою. Он смотрел на Ордынова так,
как будто знал все его дело
- Нужно от жильцов, - отвечал Ордынов.
- На том дворе нет, - отвечал загадочно дворник.
- А здесь?
- И здесь нет. - Тут дворник принялся за лопату.
- А может быть, и уступят, - сказал Ордынов, давая дворнику гривенник.
Татарин взглянул на Ордынова, взял гривенник, потом опять взялся за
лопату и после некоторого молчания объявил, что "нет, нету квартира". Но
молодой человек уже не слушал его; он шел по гнилым, трясучим доскам,
лежавшим в луже, к единственному выходу на этот двор из флигеля дома,
черному, нечистому, грязному, казалось захлебнувшемуся в луже. В нижнем
этаже жил бедный гробовщик. Миновав его остроумную мастерскую, Ордынов по
полуразломанной, скользкой, винтообразной лестнице поднялся в верхний этаж,
ощупал в темноте толстую, неуклюжую дверь, покрытую рогожными лохмотьями,
нашел замок и приотворил ее. Он не ошибся. Перед ним стоял ему знакомый
старик и пристально, с крайним удивлением смотрел на него.
- Что тебе? - спросил он отрывисто и почти шепотом.
- Есть квартира?.. - спросил Ордынов, почти забыв все, что хотел
сказать. Он увидал из-за плеча старика свою незнакомку.
Старик молча стал затворять дверь, вытесняя ею Ордынова.
- Есть квартира, - раздался вдруг ласковый голос молодой женщины.
Старик освободил дверь.
- Мне нужен угол, - сказал Ордынов, поспешно входя в комнату и
обращаясь к красавице.
Но он остановился в изумлении как вкопанный, взглянув на будущих
хозяев своих; в глазах его произошла немая, поразительная сцена. Старик был
бледен как смерть, как будто готовый лишиться чувств. Он смотрел свинцовым,
неподвижным, пронзающим взглядом на женщину. Она тоже побледнела сначала;
но потом вся кровь бросилась ей в лицо и глаза ее как-то странно сверкнули.
Она повела Ордынова в другую каморку.
Вся квартира состояла из одной довольно обширной комнаты, разделенной
двумя перегородками на три части; из сеней прямо входили в узенькую, темную
прихожую; прямо была дверь за перегородку, очевидно в спальню хозяев.
Направо, через прихожую, проходили в комнату, которая отдавалась внаймы.
Она была узенькая и тесная, приплюснутая перегородкою к двум низеньким
окнам. Все было загромождено и заставлено необходимыми во всяком житье
предметами; было бедно, тесно, но по возможности чисто. Мебель состояла из
простого белого стола, двух простых стульев и залавка по обеим сторонам
стен. Большой старинный образ с позолоченным венчиком стоял над полкой в
углу, и перед ним горела лампада. В отдаваемой комнате, и частию в
прихожей, помещалась огромная, неуклюжая русская печь. Ясно было, что троим
в такой квартире нельзя было жить.
Они стали уговариваться, но бессвязно и едва понимая друг друга.
Ордынов за
странных планов, которые хотя и всегда сумасбродны, но зато почти всегда
успевают и выполняются в подобных случаях; назавтра в восемь часов утра он
подошел к дому со стороны переулка и вошел на узенький, грязный и нечистый
задний дворик, нечто вроде помойной ямы в доме. Дворник, что-то делавший на
дворе, приостановился, уперся подбородком на ручку своей лопаты, оглядел
Ордынова с ног до головы и спросил его, что ему надо.
Дворник был молодой малый, лет двадцати пяти, с чрезвычайно
старообразным лицом, сморщенный, маленький, татарин породою.
- Ищу квартиру, - отвечал с нетерпением Ордынов.
- Которая? - спросил дворник с усмешкою. Он смотрел на Ордынова так,
как будто знал все его дело
- Нужно от жильцов, - отвечал Ордынов.
- На том дворе нет, - отвечал загадочно дворник.
- А здесь?
- И здесь нет. - Тут дворник принялся за лопату.
- А может быть, и уступят, - сказал Ордынов, давая дворнику гривенник.
Татарин взглянул на Ордынова, взял гривенник, потом опять взялся за
лопату и после некоторого молчания объявил, что "нет, нету квартира". Но
молодой человек уже не слушал его; он шел по гнилым, трясучим доскам,
лежавшим в луже, к единственному выходу на этот двор из флигеля дома,
черному, нечистому, грязному, казалось захлебнувшемуся в луже. В нижнем
этаже жил бедный гробовщик. Миновав его остроумную мастерскую, Ордынов по
полуразломанной, скользкой, винтообразной лестнице поднялся в верхний этаж,
ощупал в темноте толстую, неуклюжую дверь, покрытую рогожными лохмотьями,
нашел замок и приотворил ее. Он не ошибся. Перед ним стоял ему знакомый
старик и пристально, с крайним удивлением смотрел на него.
- Что тебе? - спросил он отрывисто и почти шепотом.
- Есть квартира?.. - спросил Ордынов, почти забыв все, что хотел
сказать. Он увидал из-за плеча старика свою незнакомку.
Старик молча стал затворять дверь, вытесняя ею Ордынова.
- Есть квартира, - раздался вдруг ласковый голос молодой женщины.
Старик освободил дверь.
- Мне нужен угол, - сказал Ордынов, поспешно входя в комнату и
обращаясь к красавице.
Но он остановился в изумлении как вкопанный, взглянув на будущих
хозяев своих; в глазах его произошла немая, поразительная сцена. Старик был
бледен как смерть, как будто готовый лишиться чувств. Он смотрел свинцовым,
неподвижным, пронзающим взглядом на женщину. Она тоже побледнела сначала;
но потом вся кровь бросилась ей в лицо и глаза ее как-то странно сверкнули.
Она повела Ордынова в другую каморку.
Вся квартира состояла из одной довольно обширной комнаты, разделенной
двумя перегородками на три части; из сеней прямо входили в узенькую, темную
прихожую; прямо была дверь за перегородку, очевидно в спальню хозяев.
Направо, через прихожую, проходили в комнату, которая отдавалась внаймы.
Она была узенькая и тесная, приплюснутая перегородкою к двум низеньким
окнам. Все было загромождено и заставлено необходимыми во всяком житье
предметами; было бедно, тесно, но по возможности чисто. Мебель состояла из
простого белого стола, двух простых стульев и залавка по обеим сторонам
стен. Большой старинный образ с позолоченным венчиком стоял над полкой в
углу, и перед ним горела лампада. В отдаваемой комнате, и частию в
прихожей, помещалась огромная, неуклюжая русская печь. Ясно было, что троим
в такой квартире нельзя было жить.
Они стали уговариваться, но бессвязно и едва понимая друг друга.
Ордынов за