Игрок


узы даже перенесли, когда я рассказал, что года два тому назад видел
человека, в которого французский егерь в двенадцатом году выстрелил -
единственно только для того, чтоб разрядить ружье. Этот человек был тогда
еще десятилетним ребенком, и семейство его не успело выехать из Москвы.

- Этого быть не может, - вскипел французик, - французский солдат не
станет стрелять в ребенка!

- Между тем это было, - отвечал я. - Это мне рассказал почтенный
отставной капитан, и я сам видел шрам на его щеке от пули.

Француз начал говорить много и скоро. Генерал стал было его
поддерживать, но я рекомендовал ему прочесть хоть, например, отрывки из
"Записок" генерала Перовского, бывшего в двенадцатом году в плену у
французов. Наконец, Марья Филипповна о чем-то заговорила, чтоб перебить
разговор. Генерал был очень недоволен мною, потому что мы с французом уже
почти начали кричать. Но мистеру Астлею мой спор с французом, кажется,
очень понравился; вставая из-за стола, он предложил мне выпить с ним рюмку
вина. Вечером, как и следовало, мне удалось с четверть часа поговорить с
Полиной Александровной. Разговор наш состоялся на прогулке. Все пошли в
парк к воксалу. Полина села на скамейку против фонтана, а Наденьку пустила
играть недалеко от себя с детьми. Я тоже отпустил к фонтану Мишу, и мы
остались наконец одни.

Сначала начали, разумеется, о делах. Полина просто рассердилась, когда
я передал ей всего только семьсот гульденов. Она была уверена, что я ей
привезу из Парижа, под залог ее бриллиантов, по крайней мере две тысячи
гульденов или даже более.

- Мне во что бы ни стало нужны деньги, - сказала она, - и их надо
добыть; иначе я просто погибла.

Я стал расспрашивать о том, что сделалось в мое отсутствие.

- Больше ничего, что получены из Петербурга два известия: сначала, что
бабушке очень плохо, а через два дня, что, кажется, она уже умерла. Это
известие от Тимофея Петровича, - прибавила Полина, - а он человек точный.
Ждем последнего, окончательного известия.

- Итак, здесь все в ожидании? - спросил я.

- Конечно: все и всё; целые полгода на одно это только и надеялись.

- И вы надеетесь? - спросил я.

- Ведь я ей вовсе не родня, я только генералова падчерица. Но я знаю
наверно, что она обо мне вспомнит в завещании.

- Мне кажется, вам очень много достанется, - сказал я утвердительно.

- Да, она меня любила; но почему вам это кажется?

- Скажите, - отвечал я вопросом, - наш маркиз, кажется, тоже посвящен
во все семейные тайны?

- А вы сами к чему об этом интересуетесь? - спросила Полина, поглядев
на меня сурово и сухо.

- Еще бы; если не ошибаюсь, генерал успел уже занять у него денег.

- Вы очень верно угадываете.

- Ну, так дал ли бы он денег, если бы не знал про бабуленьку? Заметили
ли вы, за столом: он раза три, что-то говоря о бабушке, назвал ее
бабуленькой: "la baboulinka". Какие короткие и какие дружественные
отношения!

- Да, вы правы. Как только он узнает, что и мне что-нибудь по
завещанию досталось, то тотчас же ко мне и посватается. Это, что ли, вам
хотелось узнать?

- Еще только посватается? Я думал, что он давно сватается.

- Вы отлично хорошо знаете, что нет! - с сердцем сказала Полина. - Где
вы встретили этого англичанина? - прибавила она после минутного молчания.

- Я так и знал, что вы о нем сейчас спросите.

Я рассказал ей о прежних моих встречах с