екундант (франц.).
22 - подчиненным (франц.).
Француз решительно струсил; действительно, все это было очень похоже
на правду, а стало быть, выходило, что я и в самом деле был в силах затеять
историю.
- Но прошу же вас, - начал он совершенно умоляющим голосом, - оставьте
все это! Вам точно приятно, что выйдет история! Вам не удовлетворения
надобно, а истории! Я сказал, что все это выйдет забавно и даже остроумно,
чего, может быть, вы и добиваетесь, но, одним словом, - заключил он, видя,
что я встал и беру шляпу, - я пришел вам передать эти два слова от одной
особы, прочтите, - мне поручено ждать ответа.
Сказав это, он вынул из кармана и подал мне маленькую, сложенную и
запечатанную облаткою записочку.
Рукою Полины было написано:
"Мне показалось, что вы намерены продолжать эту историю. Вы
рассердились и начинаете школьничать. Но тут есть особые обстоятельства, и
я вам их потом, может быть, объясню; а вы, пожалуйста, перестаньте и
уймитесь. Какие все это глупости! Вы мне нужны и сами обещались слушаться.
Вспомните Шлангенберг. Прошу вас быть послушным и, если надо, приказываю.
Ваша П.
Р. S. Если на меня за вчерашнее сердитесь, то простите меня".
У меня как бы все перевернулось в глазах, когда я прочел эти строчки.
Губы у меня побелели, и я стал дрожать. Проклятый француз смотрел с
усиленно скромным видом и отводя от меня глаза, как бы для того, чтобы не
видеть моего смущения. Лучше бы он захохотал надо мною.
- Хорошо, - ответил я, - скажите, чтобы mademoiselle была спокойна.
Позвольте же, однако, вас спросить, - прибавил я резко, - почему вы так
долго не передавали мне эту записку? Вместо того чтобы болтать о пустяках,
мне кажется, вы должны были начать с этого... если вы именно и пришли с
этим поручением.
- О, я хотел... вообще все это так странно, что вы извините мое
натуральное нетерпение. Мне хотелось поскорее узнать самому лично, от вас
самих, ваши намерения. Я, впрочем, не знаю, что в этой записке, и думал,
что всегда успею передать.
- Понимаю, вам просто-запросто велено передать это только в крайнем
случае, а если уладите на словах, то и не передавать. Так ли? Говорите
прямо, monsieur Де-Грие!
- Peut-etre23, - сказал он, принимая вид какой-то особенной
сдержанности и смотря на меня каким-то особенным взглядом.
--------
23 - Может быть (франц.).
Я взял шляпу; он кивнул головой и вышел. Мне показалось, что на губах
его насмешливая улыбка. Да и как могло быть иначе?
- Мы с тобой еще сочтемся, французишка, померимся! - бормотал я, сходя
с лестницы. Я еще ничего не мог сообразить, точно что мне в голову ударило.
Воздух несколько освежил меня.
Минуты через две, чуть-чуть только я стал ясно соображать, мне ярко
представились две мысли: первая, - что из таких пустяков, из нескольких
школьнических, невероятных угроз мальчишки, высказанных вчера на лету,
поднялась такая всеобщая тревога! и вторая мысль - каково же, однако,
влияние этого француза на Полину? Одно его слово - и она делает все, что
ему нужно, пишет записку и даже просит меня. Конечно, их отношения и всегда
для меня были загадкою с самого начала, с тех пор как я их знать начал;
однако ж в эти последние дни я заметил в ней решительное отвращение и даже
презрение к нему, а он даже и не смотрел на нее, даже просто бывал с ней
невежлив. Я это заметил. Полина сама мне говорила об отвращении; у ней уже
прорывались чрезвычайно
22 - подчиненным (франц.).
Француз решительно струсил; действительно, все это было очень похоже
на правду, а стало быть, выходило, что я и в самом деле был в силах затеять
историю.
- Но прошу же вас, - начал он совершенно умоляющим голосом, - оставьте
все это! Вам точно приятно, что выйдет история! Вам не удовлетворения
надобно, а истории! Я сказал, что все это выйдет забавно и даже остроумно,
чего, может быть, вы и добиваетесь, но, одним словом, - заключил он, видя,
что я встал и беру шляпу, - я пришел вам передать эти два слова от одной
особы, прочтите, - мне поручено ждать ответа.
Сказав это, он вынул из кармана и подал мне маленькую, сложенную и
запечатанную облаткою записочку.
Рукою Полины было написано:
"Мне показалось, что вы намерены продолжать эту историю. Вы
рассердились и начинаете школьничать. Но тут есть особые обстоятельства, и
я вам их потом, может быть, объясню; а вы, пожалуйста, перестаньте и
уймитесь. Какие все это глупости! Вы мне нужны и сами обещались слушаться.
Вспомните Шлангенберг. Прошу вас быть послушным и, если надо, приказываю.
Ваша П.
Р. S. Если на меня за вчерашнее сердитесь, то простите меня".
У меня как бы все перевернулось в глазах, когда я прочел эти строчки.
Губы у меня побелели, и я стал дрожать. Проклятый француз смотрел с
усиленно скромным видом и отводя от меня глаза, как бы для того, чтобы не
видеть моего смущения. Лучше бы он захохотал надо мною.
- Хорошо, - ответил я, - скажите, чтобы mademoiselle была спокойна.
Позвольте же, однако, вас спросить, - прибавил я резко, - почему вы так
долго не передавали мне эту записку? Вместо того чтобы болтать о пустяках,
мне кажется, вы должны были начать с этого... если вы именно и пришли с
этим поручением.
- О, я хотел... вообще все это так странно, что вы извините мое
натуральное нетерпение. Мне хотелось поскорее узнать самому лично, от вас
самих, ваши намерения. Я, впрочем, не знаю, что в этой записке, и думал,
что всегда успею передать.
- Понимаю, вам просто-запросто велено передать это только в крайнем
случае, а если уладите на словах, то и не передавать. Так ли? Говорите
прямо, monsieur Де-Грие!
- Peut-etre23, - сказал он, принимая вид какой-то особенной
сдержанности и смотря на меня каким-то особенным взглядом.
--------
23 - Может быть (франц.).
Я взял шляпу; он кивнул головой и вышел. Мне показалось, что на губах
его насмешливая улыбка. Да и как могло быть иначе?
- Мы с тобой еще сочтемся, французишка, померимся! - бормотал я, сходя
с лестницы. Я еще ничего не мог сообразить, точно что мне в голову ударило.
Воздух несколько освежил меня.
Минуты через две, чуть-чуть только я стал ясно соображать, мне ярко
представились две мысли: первая, - что из таких пустяков, из нескольких
школьнических, невероятных угроз мальчишки, высказанных вчера на лету,
поднялась такая всеобщая тревога! и вторая мысль - каково же, однако,
влияние этого француза на Полину? Одно его слово - и она делает все, что
ему нужно, пишет записку и даже просит меня. Конечно, их отношения и всегда
для меня были загадкою с самого начала, с тех пор как я их знать начал;
однако ж в эти последние дни я заметил в ней решительное отвращение и даже
презрение к нему, а он даже и не смотрел на нее, даже просто бывал с ней
невежлив. Я это заметил. Полина сама мне говорила об отвращении; у ней уже
прорывались чрезвычайно