значительные признания... Значит, он просто владеет
ею, она у него в каких-то цепях...
Глава VIII
На променаде, как здесь называют, то есть в каштановой аллее, я
встретил моего англичанина.
- О, о! - начал он, завидя меня, - я к вам, а вы ко мне. Так вы уж
расстались с вашими?
- Скажите, во-первых, почему все это вы знаете, - спросил я в
удивлении, - неужели все это всем известно?
- О нет, всем неизвестно; да и не стоит, чтоб было известно. Никто не
говорит.
- Так почему вы это знаете?
- Я знаю, то есть имел случай узнать. Теперь куда вы отсюда уедете? Я
люблю вас и потому к вам пришел.
- Славный вы человек, мистер Астлей, - сказал я (меня, впрочем, ужасно
поразило: откуда он знает?), - и так как я еще не пил кофе, да и вы,
вероятно, его плохо пили, то пойдемте к воксалу в кафе, там сядем, закурим,
и я вам все расскажу, и... вы тоже мне расскажете.
Кафе был во ста шагах. Нам принесли кофе, мы уселись, я закурил
папиросу, мистер Астлей ничего не закурил и, уставившись на меня,
приготовился слушать.
- Я никуда не еду, я здесь остаюсь, - начал я.
- И я был уверен, что вы останетесь, - одобрительно произнес мистер
Астлей.
Идя к мистеру Астлею, я вовсе не имел намерения и даже нарочно не
хотел рассказывать ему что-нибудь о моей любви к Полине. Во все эти дни я
не сказал с ним об этом почти ни одного слова. К тому же он был очень
застенчив. Я с первого раза заметил, что Полина произвела на него
чрезвычайное впечатление, но он никогда не упоминал ее имени. Но странно,
вдруг, теперь, только что он уселся и уставился на меня своим пристальным
оловянным взглядом, во мне, неизвестно почему, явилась охота рассказать ему
все, то есть всю мою любовь и со всеми ее оттенками. Я рассказывал целые
полчаса, и мне было это чрезвычайно приятно, в первый раз я об этом
рассказывал! Заметив же, что в некоторых, особенно пылких местах, он
смущается, я нарочно усиливал пылкость моего рассказа. В одном раскаиваюсь:
я, может быть, сказал кое-что лишнее про француза...
Мистер Астлей слушал, сидя против меня, неподвижно, не издавая ни
слова, ни звука и глядя мне в глаза; но когда я заговорил про француза, он
вдруг осадил меня и строго спросил: имею ли я право упоминать об этом
постороннем обстоятельстве? Мистер Астлей всегда очень странно задавал
вопросы.
- Вы правы: боюсь, что нет, - ответил я.
- Об этом маркизе и о мисс Полине вы ничего не можете сказать точного,
кроме одних предположений?
Я опять удивился такому категорическому вопросу от такого застенчивого
человека, как мистер Астлей.
- Нет, точного ничего, - ответил я, - конечно, ничего.
- Если так, то вы сделали дурное дело не только тем, что заговорили об
этом со мною, но даже и тем, что про себя это подумали.
- Хорошо, хорошо! Сознаюсь; но теперь не в том дело, - перебил я, про
себя удивляясь. Тут я ему рассказал всю вчерашнюю историю, во всех
подробностях, выходку Полины, мое приключение с бароном, мою отставку,
необыкновенную трусость генерала и, наконец, в подробности изложил
сегодняшнее посещение Де Грие, со всеми оттенками; в заключение показал ему
записку.
- Что вы из этого выводите? - спросил я. - Я именно пришел узнать ваши
мысли. Что же до меня касается, то я, кажется, убил бы этого французишку и,
может быть, это сделаю.
- И я, - сказал мистер Астлей. - Что же касается
ею, она у него в каких-то цепях...
Глава VIII
На променаде, как здесь называют, то есть в каштановой аллее, я
встретил моего англичанина.
- О, о! - начал он, завидя меня, - я к вам, а вы ко мне. Так вы уж
расстались с вашими?
- Скажите, во-первых, почему все это вы знаете, - спросил я в
удивлении, - неужели все это всем известно?
- О нет, всем неизвестно; да и не стоит, чтоб было известно. Никто не
говорит.
- Так почему вы это знаете?
- Я знаю, то есть имел случай узнать. Теперь куда вы отсюда уедете? Я
люблю вас и потому к вам пришел.
- Славный вы человек, мистер Астлей, - сказал я (меня, впрочем, ужасно
поразило: откуда он знает?), - и так как я еще не пил кофе, да и вы,
вероятно, его плохо пили, то пойдемте к воксалу в кафе, там сядем, закурим,
и я вам все расскажу, и... вы тоже мне расскажете.
Кафе был во ста шагах. Нам принесли кофе, мы уселись, я закурил
папиросу, мистер Астлей ничего не закурил и, уставившись на меня,
приготовился слушать.
- Я никуда не еду, я здесь остаюсь, - начал я.
- И я был уверен, что вы останетесь, - одобрительно произнес мистер
Астлей.
Идя к мистеру Астлею, я вовсе не имел намерения и даже нарочно не
хотел рассказывать ему что-нибудь о моей любви к Полине. Во все эти дни я
не сказал с ним об этом почти ни одного слова. К тому же он был очень
застенчив. Я с первого раза заметил, что Полина произвела на него
чрезвычайное впечатление, но он никогда не упоминал ее имени. Но странно,
вдруг, теперь, только что он уселся и уставился на меня своим пристальным
оловянным взглядом, во мне, неизвестно почему, явилась охота рассказать ему
все, то есть всю мою любовь и со всеми ее оттенками. Я рассказывал целые
полчаса, и мне было это чрезвычайно приятно, в первый раз я об этом
рассказывал! Заметив же, что в некоторых, особенно пылких местах, он
смущается, я нарочно усиливал пылкость моего рассказа. В одном раскаиваюсь:
я, может быть, сказал кое-что лишнее про француза...
Мистер Астлей слушал, сидя против меня, неподвижно, не издавая ни
слова, ни звука и глядя мне в глаза; но когда я заговорил про француза, он
вдруг осадил меня и строго спросил: имею ли я право упоминать об этом
постороннем обстоятельстве? Мистер Астлей всегда очень странно задавал
вопросы.
- Вы правы: боюсь, что нет, - ответил я.
- Об этом маркизе и о мисс Полине вы ничего не можете сказать точного,
кроме одних предположений?
Я опять удивился такому категорическому вопросу от такого застенчивого
человека, как мистер Астлей.
- Нет, точного ничего, - ответил я, - конечно, ничего.
- Если так, то вы сделали дурное дело не только тем, что заговорили об
этом со мною, но даже и тем, что про себя это подумали.
- Хорошо, хорошо! Сознаюсь; но теперь не в том дело, - перебил я, про
себя удивляясь. Тут я ему рассказал всю вчерашнюю историю, во всех
подробностях, выходку Полины, мое приключение с бароном, мою отставку,
необыкновенную трусость генерала и, наконец, в подробности изложил
сегодняшнее посещение Де Грие, со всеми оттенками; в заключение показал ему
записку.
- Что вы из этого выводите? - спросил я. - Я именно пришел узнать ваши
мысли. Что же до меня касается, то я, кажется, убил бы этого французишку и,
может быть, это сделаю.
- И я, - сказал мистер Астлей. - Что же касается