или вялым уютом русских казенных вагонов,
с какими-то половыми вместо кондукторов. В заграничных городах,
как впрочем и в Петербурге, он замирал перед утилитарными
витринами, нисколько не занимавшими нас. Собираясь жениться и
не имея ничего, кроме жалованья, он с неимоверно тщательным
расчетом старался перебороть против него настроенную судьбу,
когда планировал свой будущий обиход. Время от времени
необдуманные порывы нарушали его бюджет. В этом педанте жил и
мечтатель, и авантюрист, и антрепренер, и старомодный наивный
идеалист. Заметив на Фридрихштрассе какую-то потаскуху,
пожирающую глазами шляпу с пунцовым плерезом в окне модного
магазина, он эту шляпу тут же ей купил -- и долго не мог
отделаться от потрясенной немки. В собственных приобретениях он
действовал более осмотрительно. Сергей и я терпеливо
выслушивали его подробные мечтания, когда он, бывало,
расписывал каждый уголок в комфортабельной, хоть и скромной,
квартире, которую он меблировал в уме для жены и себя. Однажды
его блуждающая мечта сосредоточилась на дорогой люстре в
магазине Александра на Невском, торговавшем безвкуснейшими
предметами буржуазной роскоши. Не желая, чтобы приказчик
догадался, какой именно товар он обхаживает, Ленский сказал
нам, что возьмет нас посмотреть на люстру только, если мы
обещаем воздержаться от восклицаний восторга и слишком
красноречивых взглядов. Со всевозможными предосторожностями и
нарочито восхищаясь какой-то посторонней этажеркой, он подвел
нас под ужасающего бронзового осьминога с гранатовыми глазами и
только тогда мурлычащим вздохом дал нам понять, что это и есть
облюбованная им вещь, С такими же предосторожностями, понижая
голос, дабы не разбудить враждебного рока, он сказал, что
познакомит нас в Берлине, куда выписал ее, со своей невестой.
Мы увидели небольшую, изящную барышню в черном, с глазами
газели под черной вуалькой, с букетом фиалок, пришпиленным к
груди. Это было, помнится, перед аптекой на углу Потсдамер и
Приватштрассе, и тихим голосом Ленский просил не сообщать нашим
родителям о присутствии Мирры Григорьевны в Берлине, и
человечек на механической рекламе в витрине без конца повторял
у себя на картонной щеке по розовой дорожке, расчищенной от
нарисованного мыла, движение бритья, и с грохотом проносились
трамваи, и уже шел снег.
3
Мы теперь подходим вплотную к теме этой главы. Зимой
1911-го или 12-го года Ленскому взбрела в голову дикая
фантазия: нанять (у нуждающегося приятеля, Бориса Наумовича)
волшебный фонарь ("с длиннофокусным конденсатором", повторяет,
как попугай, Мнемозина) и раза два в месяц по воскресеньям
устраивать у нас на Морской сеансы общеобразовательного
характера, обильно уснащенные чтением отборных текстов, перед
группой мальчиков и девочек. Он считал, что демонстрация этих
картин не только будет иметь воспитательное значение для всей
группы, но в частности научит брата и меня лучше уживаться с
другими детьми. Преследуя эту страшную и невоплотимую мечту, он
собрал вокруг нас (двух замерших зайчиков -- тут я брату
был брат) рекрутов разных разрядов: наших кузенов и кузин;
малоинтересных сверстников, с которыми мы встречались на
детских балах и светских елках; школьных наших товарищей; детей
наших слуг. Обслуживал аппарат таинственны
с какими-то половыми вместо кондукторов. В заграничных городах,
как впрочем и в Петербурге, он замирал перед утилитарными
витринами, нисколько не занимавшими нас. Собираясь жениться и
не имея ничего, кроме жалованья, он с неимоверно тщательным
расчетом старался перебороть против него настроенную судьбу,
когда планировал свой будущий обиход. Время от времени
необдуманные порывы нарушали его бюджет. В этом педанте жил и
мечтатель, и авантюрист, и антрепренер, и старомодный наивный
идеалист. Заметив на Фридрихштрассе какую-то потаскуху,
пожирающую глазами шляпу с пунцовым плерезом в окне модного
магазина, он эту шляпу тут же ей купил -- и долго не мог
отделаться от потрясенной немки. В собственных приобретениях он
действовал более осмотрительно. Сергей и я терпеливо
выслушивали его подробные мечтания, когда он, бывало,
расписывал каждый уголок в комфортабельной, хоть и скромной,
квартире, которую он меблировал в уме для жены и себя. Однажды
его блуждающая мечта сосредоточилась на дорогой люстре в
магазине Александра на Невском, торговавшем безвкуснейшими
предметами буржуазной роскоши. Не желая, чтобы приказчик
догадался, какой именно товар он обхаживает, Ленский сказал
нам, что возьмет нас посмотреть на люстру только, если мы
обещаем воздержаться от восклицаний восторга и слишком
красноречивых взглядов. Со всевозможными предосторожностями и
нарочито восхищаясь какой-то посторонней этажеркой, он подвел
нас под ужасающего бронзового осьминога с гранатовыми глазами и
только тогда мурлычащим вздохом дал нам понять, что это и есть
облюбованная им вещь, С такими же предосторожностями, понижая
голос, дабы не разбудить враждебного рока, он сказал, что
познакомит нас в Берлине, куда выписал ее, со своей невестой.
Мы увидели небольшую, изящную барышню в черном, с глазами
газели под черной вуалькой, с букетом фиалок, пришпиленным к
груди. Это было, помнится, перед аптекой на углу Потсдамер и
Приватштрассе, и тихим голосом Ленский просил не сообщать нашим
родителям о присутствии Мирры Григорьевны в Берлине, и
человечек на механической рекламе в витрине без конца повторял
у себя на картонной щеке по розовой дорожке, расчищенной от
нарисованного мыла, движение бритья, и с грохотом проносились
трамваи, и уже шел снег.
3
Мы теперь подходим вплотную к теме этой главы. Зимой
1911-го или 12-го года Ленскому взбрела в голову дикая
фантазия: нанять (у нуждающегося приятеля, Бориса Наумовича)
волшебный фонарь ("с длиннофокусным конденсатором", повторяет,
как попугай, Мнемозина) и раза два в месяц по воскресеньям
устраивать у нас на Морской сеансы общеобразовательного
характера, обильно уснащенные чтением отборных текстов, перед
группой мальчиков и девочек. Он считал, что демонстрация этих
картин не только будет иметь воспитательное значение для всей
группы, но в частности научит брата и меня лучше уживаться с
другими детьми. Преследуя эту страшную и невоплотимую мечту, он
собрал вокруг нас (двух замерших зайчиков -- тут я брату
был брат) рекрутов разных разрядов: наших кузенов и кузин;
малоинтересных сверстников, с которыми мы встречались на
детских балах и светских елках; школьных наших товарищей; детей
наших слуг. Обслуживал аппарат таинственны