Бледное пламя


преподавании иностранных языков в Калифорнийском
университете). Дата третьей моей и последней трапезы в книжечку не попала,
но, помнится, дело было июньским утром, -- я принес вычерченный мной
замечательный план Королевского Дворца в Онгаве с разного рода
геральдическими ухищрениями и с наложенными там и сям легкими мазками
золотистой краски, добыть которую стоило мне немалых трудов, -- и в знак
благодарности меня накормили наспех сготовленным завтраком. Нужно еще
прибавить, что как я ни роптал, вегетарианские ограничения моего стола во
все три раза были оставлены без внимания, -- мне неизменно подсовывали
продукт животного происхождения, окруженный или окружающий какую-нибудь
оскверненную зелень, которую одну я, быть может, еще и соблаговолил бы
отведать. Я отквитался и не без изящества. Из дюжины, примерно, моих
приглашений Шейды приняли точно три. Всякий раз я стряпал кушания из
какого-нибудь одного овоща, подвергая его такому же числу волшебных
превращений, какое выпало на долю любимого клубня Пармантье. И всякий
раз я приглашал лишь одного добавочного гостя для развлечения Сибил (у
которой, не угодно ли, -- тут мой голос возвышается до дамского визга, --
была аллергия на артишоки, на авокадо, на африканские желуди, словом, на
все, что начинается с "а"). Я не знаю ничего более губительного для
аппетита, чем присутствие старичков и старушек, которые, рассевшись вкруг
стола, марают салфетки продуктами распада их косметических средств и,
прикрываясь отсутствующими улыбками, тайком пытаются вытеснить мучительно
жгучее зернышко малины, забившееся меж десен -- искусственной и омертвелой.
Поэтому я приглашал людей молодых, студентов: в первый раз сына падишаха, во
второй -- моего садовника, а в третий -- как раз ту девицу в черном балетном
платье, с продолговатым белым лицом и с веками, выкрашенными, ровно у
вурдалака, в зеленый цвет; впрочем, она пришла очень поздно, а Шейды ушли
очень рано, -- сомневаюсь, что очная ставка тянулась долее десяти минут, так
что мне пришлось чуть ли не заполночь развлекать девицу граммофонными
записями; в конце концов, она кому-то позвонила, и тот отправился с нею
"обедать" в Далвич.

Строка 584: мать с дитятей
Es ist die Mutter mit ihrem Kind{1} (смотри примечание к строке
662).

Строка 596: Укажет на подвал, где стынут лужи
Всем нам ведомы эти сны, они сочатся чем-то стигийским, и Лета
протекает в них так тоскливо, как неисправный водопровод. За этими строками
следует сохраненная в черновике неудавшаяся попытка, -- и я надеюсь, что
читатель испытает нечто схожее с дрожью, пробежавшей вдоль моего длинного и
податливого хребта, когда я наткнулся на этот вариант:

Смутится ли убийца и злодей
Пред жертвой? Есть ли души у вещей?
Иль оседает равно на погост
Танагры прах и град усталых звезд?

Слово "град" и первых две буквы слова "усталый" образуют имя убийцы,
чей shargar [тщедушный призрак] вскоре предстанет перед светлой душой
поэта. "Случайное совпадение!" -- воскликнет простоватый читатель. Но
пусть-ка он попытается выяснить, как пытался я, много ли сыщется таких
сочетаний, и возможных, и уместных. "Ленинград успел побыть Петроградом?"
"Бог раду [рада, устар. -- правда] слышит"?
Этот вариант настолько изумителен, что