ent, tu les
mangeras avec moi, mon outchitel"79. Она меня постоянно звала учителем.
Трудно представить себе что-нибудь на свете расчетливее, скупее и
скалдырнее разряда существ, подобных m-lle Blanche. Но это относительно
своих денег. Что же касается до моих ста тысяч франков, то она мне прямо
объявила потом, что они ей нужны были для первой постановки себя в Париже.
"Так что уж я теперь стала на приличную ногу раз навсегда, и теперь уж меня
долго никто не собьет, по крайней мере я так распорядилась", - прибавила
она. Впрочем, я почти и не видал этих ста тысяч; деньги во все время
держала она, а в моем кошельке, в который она сама каждый день
наведывалась, никогда не скоплялось более ста франков, и всегда почти было
менее.
--------
79 - И сто тысяч франков, которые нам осталиь, ты их проешь со мной,
мой учитель (франц.).
- Ну к чему тебе деньги? - говорила она иногда с самым простейшим
видом, и я с нею не спорил. Зато она очень и очень недурно отделала на эти
деньги свою квартиру, и когда потом перевела меня на новоселье, то,
показывая мне комнаты, сказала: "Вот что с расчетом и со вкусом можно
сделать с самыми мизерными средствами". Этот мизер стоил, однако, ровно
пятьдесят тысяч франков. На остальные пятьдесят тысяч она завела экипаж,
лошадей, кроме того, мы задали два бала, то есть две вечеринки, на которых
были и Hortense и Lisette и Cleopatre - женщины замечательные во многих и
во многих отношениях и даже далеко не дурные. На этих двух вечеринках я
принужден был играть преглупейшую роль хозяина, встречать и занимать
разбогатевших и тупейших купчишек, невозможных по их невежеству и
бесстыдству, разных военных поручиков и жалких авторишек и журнальных
козявок, которые явились в модных фраках, в палевых перчатках и с
самолюбием и чванством в таких размерах, о которых даже у нас в Петербурге
немыслимо, - а уж это много значит сказать. Они даже вздумали надо мной
смеяться, но я напился шампанского и провалялся в задней комнате. Все это
было для меня омерзительно в высшей степени. "C'est un outchitel, -
говорила обо мне Blanche, - il a gagne deux cent mille francs80 и который
без меня не знал бы, как их истратить. А после он опять поступит в учителя;
- не знает ли кто-нибудь места? Надобно что-нибудь для него сделать". К
шампанскому я стал прибегать весьма часто, потому что мне было постоянно
очень грустно и до крайности скучно. Я жил в самой буржуазной, в самой
меркантильной среде, где каждый су был рассчитан и вымерен. Blanche очень
не любила меня в первые две недели, я это заметил; правда, она одела меня
щегольски и сама ежедневно повязывала мне галстук, но в душе искренно
презирала меня. Я на это не обращал ни малейшего внимания. Скучный и
унылый, я стал уходить обыкновенно в "Chateau des Fleurs"81, где регулярно,
каждый вечер, напивался и учился канкану (который там прегадко танцуют) и
впоследствии приобрел в этом роде даже знаменитость. Наконец Blanche
раскусила меня: она как-то заранее составила себе идею, что я, во все время
нашего сожительства, буду ходить за нею с карандашом и бумажкой в руках и
все буду считать, сколько она истратила, сколько украла, сколько истратит и
сколько еще украдет? И, уж конечно, была уверена, что у нас из-за каждых
десяти франков будет баталия. На всякое нападение мое, предполагаемое ею
заранее, она уже заблаговременно заготовила возражения; но, не видя от меня
никаких нападений, сперва было пускалась сама возражать. Иной раз начнет
горячо
mangeras avec moi, mon outchitel"79. Она меня постоянно звала учителем.
Трудно представить себе что-нибудь на свете расчетливее, скупее и
скалдырнее разряда существ, подобных m-lle Blanche. Но это относительно
своих денег. Что же касается до моих ста тысяч франков, то она мне прямо
объявила потом, что они ей нужны были для первой постановки себя в Париже.
"Так что уж я теперь стала на приличную ногу раз навсегда, и теперь уж меня
долго никто не собьет, по крайней мере я так распорядилась", - прибавила
она. Впрочем, я почти и не видал этих ста тысяч; деньги во все время
держала она, а в моем кошельке, в который она сама каждый день
наведывалась, никогда не скоплялось более ста франков, и всегда почти было
менее.
--------
79 - И сто тысяч франков, которые нам осталиь, ты их проешь со мной,
мой учитель (франц.).
- Ну к чему тебе деньги? - говорила она иногда с самым простейшим
видом, и я с нею не спорил. Зато она очень и очень недурно отделала на эти
деньги свою квартиру, и когда потом перевела меня на новоселье, то,
показывая мне комнаты, сказала: "Вот что с расчетом и со вкусом можно
сделать с самыми мизерными средствами". Этот мизер стоил, однако, ровно
пятьдесят тысяч франков. На остальные пятьдесят тысяч она завела экипаж,
лошадей, кроме того, мы задали два бала, то есть две вечеринки, на которых
были и Hortense и Lisette и Cleopatre - женщины замечательные во многих и
во многих отношениях и даже далеко не дурные. На этих двух вечеринках я
принужден был играть преглупейшую роль хозяина, встречать и занимать
разбогатевших и тупейших купчишек, невозможных по их невежеству и
бесстыдству, разных военных поручиков и жалких авторишек и журнальных
козявок, которые явились в модных фраках, в палевых перчатках и с
самолюбием и чванством в таких размерах, о которых даже у нас в Петербурге
немыслимо, - а уж это много значит сказать. Они даже вздумали надо мной
смеяться, но я напился шампанского и провалялся в задней комнате. Все это
было для меня омерзительно в высшей степени. "C'est un outchitel, -
говорила обо мне Blanche, - il a gagne deux cent mille francs80 и который
без меня не знал бы, как их истратить. А после он опять поступит в учителя;
- не знает ли кто-нибудь места? Надобно что-нибудь для него сделать". К
шампанскому я стал прибегать весьма часто, потому что мне было постоянно
очень грустно и до крайности скучно. Я жил в самой буржуазной, в самой
меркантильной среде, где каждый су был рассчитан и вымерен. Blanche очень
не любила меня в первые две недели, я это заметил; правда, она одела меня
щегольски и сама ежедневно повязывала мне галстук, но в душе искренно
презирала меня. Я на это не обращал ни малейшего внимания. Скучный и
унылый, я стал уходить обыкновенно в "Chateau des Fleurs"81, где регулярно,
каждый вечер, напивался и учился канкану (который там прегадко танцуют) и
впоследствии приобрел в этом роде даже знаменитость. Наконец Blanche
раскусила меня: она как-то заранее составила себе идею, что я, во все время
нашего сожительства, буду ходить за нею с карандашом и бумажкой в руках и
все буду считать, сколько она истратила, сколько украла, сколько истратит и
сколько еще украдет? И, уж конечно, была уверена, что у нас из-за каждых
десяти франков будет баталия. На всякое нападение мое, предполагаемое ею
заранее, она уже заблаговременно заготовила возражения; но, не видя от меня
никаких нападений, сперва было пускалась сама возражать. Иной раз начнет
горячо