ткуда, говорю, Потапыч, это всё такие здесь господа?
Думаю, помоги ей сама мати-божия. Молюсь я за вас, матушка, а сердце вот
так и замирает, так и замирает, дрожу, вся дрожу. Дай ей, господи, думаю, а
тут вот вам господь и послал. До сих пор, матушка, так и дрожу, так вот вся
и дрожу.
- Алексей Иванович, после обеда, часа в четыре, готовься; пойдем. А
теперь покамест прощай, да докторишку мне какого-нибудь позвать не забудь,
тоже и воды пить надо. А то и позабудешь, пожалуй.
Я вышел от бабушки как одурманенный. Я старался себе представить, что
теперь будет со всеми нашими и какой оборот примут дела? Я видел ясно, что
они (генерал преимущественно) еще не успели прийти в себя, даже и от
первого впечатления. Факт появления бабушки вместо ожидаемой с часу на час
телеграммы об ее смерти (а стало быть, и о наследстве) до того раздробил
всю систему их намерений и принятых решений, что они с решительным
недоумением и с каким-то нашедшим на всех столбняком относились к
дальнейшим подвигам бабушки на рулетке. А между тем этот второй факт был
чуть ли не важнее первого, потому что хоть бабушка и повторила два раза,
что денег генералу не даст, но ведь кто знает, - все-таки не должно было
еще терять надежды. Не терял же ее Де-Грие, замешанный во все дела
генерала. Я уверен, что и m-lle Blanche, тоже весьма замешанная (еще бы:
генеральша и значительное наследство!), не потеряла бы надежды и употребила
бы все обольщения кокетства над бабушкой - в контраст с неподатливою и
неумеющею приласкаться гордячкой Полиной. Но теперь, теперь, когда бабушка
совершила такие подвиги на рулетке, теперь, когда личность бабушки
отпечаталась пред ними так ясно и типически (строптивая, властолюбивая
старуха et tombee en enfance), теперь, пожалуй, и все погибло: ведь она,
как ребенок, рада, что дорвалась, и, как водится, проиграется в пух. Боже!
подумал я (и прости меня, господи, с самым злорадным смехом), - боже, да
ведь каждый фридрихсдор, поставленный бабушкою давеча, ложился болячкою на
сердце генерала, бесил Де-Грие и доводил до исступления m-lle de Cominges,
у которой мимо рта проносили ложку. Вот и еще факт: даже с выигрыша, с
радости, когда бабушка раздавала всем деньги и каждого прохожего принимала
за нищего, даже и тут у ней вырвалось к генералу: "А тебе-то все-таки не
дам!" Это значит: села на этой мысли, уперлась, слово такое себе дала; -
опасно! опасно!
Все эти соображения ходили в моей голове в то время, как я поднимался
от бабушки по парадной лестнице, в самый верхний этаж, в свою каморку. Все
это занимало меня сильно; хотя, конечно, я и прежде мог предугадывать
главные толстейшие нити, связывавшие предо мною актеров, но все-таки
окончательно не знал всех средств и тайн этой игры. Полина никогда не была
со мною вполне доверчива. Хоть и случалось, правда, что она открывала мне
подчас, как бы невольно, свое сердце, но я заметил, что часто, да почти и
всегда, после этих открытий или в смех обратит все сказанное, или запутает
и с намерением придаст всему ложный вид. О! она многое скрывала! Во всяком
случае, я предчувствовал, что подходит финал всего этого таинственного и
напряженного состояния. Еще один удар - и все будет кончено и обнаружено. О
своей участи, тоже во всем этом заинтересованный, я почти не заботился.
Странное у меня настроение: в кармане всего двадцать фридрихсдоров; я
далеко на чужой стороне, без места и без средств к существованию, без
надежды, без расчетов и - не забочусь
Думаю, помоги ей сама мати-божия. Молюсь я за вас, матушка, а сердце вот
так и замирает, так и замирает, дрожу, вся дрожу. Дай ей, господи, думаю, а
тут вот вам господь и послал. До сих пор, матушка, так и дрожу, так вот вся
и дрожу.
- Алексей Иванович, после обеда, часа в четыре, готовься; пойдем. А
теперь покамест прощай, да докторишку мне какого-нибудь позвать не забудь,
тоже и воды пить надо. А то и позабудешь, пожалуй.
Я вышел от бабушки как одурманенный. Я старался себе представить, что
теперь будет со всеми нашими и какой оборот примут дела? Я видел ясно, что
они (генерал преимущественно) еще не успели прийти в себя, даже и от
первого впечатления. Факт появления бабушки вместо ожидаемой с часу на час
телеграммы об ее смерти (а стало быть, и о наследстве) до того раздробил
всю систему их намерений и принятых решений, что они с решительным
недоумением и с каким-то нашедшим на всех столбняком относились к
дальнейшим подвигам бабушки на рулетке. А между тем этот второй факт был
чуть ли не важнее первого, потому что хоть бабушка и повторила два раза,
что денег генералу не даст, но ведь кто знает, - все-таки не должно было
еще терять надежды. Не терял же ее Де-Грие, замешанный во все дела
генерала. Я уверен, что и m-lle Blanche, тоже весьма замешанная (еще бы:
генеральша и значительное наследство!), не потеряла бы надежды и употребила
бы все обольщения кокетства над бабушкой - в контраст с неподатливою и
неумеющею приласкаться гордячкой Полиной. Но теперь, теперь, когда бабушка
совершила такие подвиги на рулетке, теперь, когда личность бабушки
отпечаталась пред ними так ясно и типически (строптивая, властолюбивая
старуха et tombee en enfance), теперь, пожалуй, и все погибло: ведь она,
как ребенок, рада, что дорвалась, и, как водится, проиграется в пух. Боже!
подумал я (и прости меня, господи, с самым злорадным смехом), - боже, да
ведь каждый фридрихсдор, поставленный бабушкою давеча, ложился болячкою на
сердце генерала, бесил Де-Грие и доводил до исступления m-lle de Cominges,
у которой мимо рта проносили ложку. Вот и еще факт: даже с выигрыша, с
радости, когда бабушка раздавала всем деньги и каждого прохожего принимала
за нищего, даже и тут у ней вырвалось к генералу: "А тебе-то все-таки не
дам!" Это значит: села на этой мысли, уперлась, слово такое себе дала; -
опасно! опасно!
Все эти соображения ходили в моей голове в то время, как я поднимался
от бабушки по парадной лестнице, в самый верхний этаж, в свою каморку. Все
это занимало меня сильно; хотя, конечно, я и прежде мог предугадывать
главные толстейшие нити, связывавшие предо мною актеров, но все-таки
окончательно не знал всех средств и тайн этой игры. Полина никогда не была
со мною вполне доверчива. Хоть и случалось, правда, что она открывала мне
подчас, как бы невольно, свое сердце, но я заметил, что часто, да почти и
всегда, после этих открытий или в смех обратит все сказанное, или запутает
и с намерением придаст всему ложный вид. О! она многое скрывала! Во всяком
случае, я предчувствовал, что подходит финал всего этого таинственного и
напряженного состояния. Еще один удар - и все будет кончено и обнаружено. О
своей участи, тоже во всем этом заинтересованный, я почти не заботился.
Странное у меня настроение: в кармане всего двадцать фридрихсдоров; я
далеко на чужой стороне, без места и без средств к существованию, без
надежды, без расчетов и - не забочусь