тогда любовь?
- А пустоте это безразлично. И ты тоже не парься по этому поводу. Но если тебе нужен
смысл жизни, то лучшего тебе не найти.
- А любовь - это что, не пустота?
- Пустота.
- Тогда какая разница?
- А разница - тоже пустота. Он немного подумал.
- А можно заполнить пустоту... справедливостью?
- Если ты начнешь заполнять пустоту справедливостью, ты быстро станешь военным
преступником.
- Чего-то ты здесь путаешь, рыжая. Почему это военным преступником?
- Ну а кто будет решать, что справедливо, а что нет?
- Люди.
- А кто будет решать, что решат люди?
- Придумаем, - сказал он и поглядел на летевшую мимо него муху. Муха упала на пол.
- Ты чего, озверел? - спросила я. - Хочешь быть, как они?
И я кивнула головой в сторону города.
- А я и есть как они, - сказал он.
- Кто они?
- Народ.
- Народ? - переспросила я недоверчиво. Кажется, его самого смутил пафос этой фразы,
и он решил сменить тему.
- Я вот думаю, не сходить ли на работу. Узнать, как там и что.
Я опешила.
- Ты серьезно? Тебе что, мало трех пуль? Еще хочешь?
- Бывают служебные недоразумения.
- Какие недоразумения, - простонала я, - это же система! Ты думал, системе нужны
солисты? Ей нужен хрюкающий хор.
- Если надо, хрюкну хором. Ты сама подумай, что мы делать будем, когда деньги
кончатся?
- Ой, ну уж это не проблема. Не переживай. Тут до людей меньше километра. Как пойду
в магазин, заскочу на панель.
Он нахмурил брови.
- Не смей так даже говорить!
- А ты не смей говорить мне "не смей", понял?
- Моя девушка пойдет на панель... В голове не укладывается.
- "Моя девушка, моя девушка..." Когда это ты меня приватизировал?
- Будешь деньги зарабатывать проституцией? А я на них питаться? Прямо какой-то
Достоевский.
- Да е... я твоего Достоевского, - не выдержала я.
Он поглядел на меня с интересом.
- Ну и как?
- Ничего особенного.
Мы оба засмеялись. Не знаю, чему смеялся он, а у меня причина была. Из уважения к
русской литературе я не стану приводить ее на этих страницах, скажу только, что красный
паучок из "Бесов" полз в свое время по подолу моего сарафана... Ах, скольким титанам духа я
сделала свой маленький смешной подарок! Единственное, чего мне по-настоящему жаль - что
не довелось поднести к губам Владимира Владимировича Набокова так мастерски
расписанного им кубка. Но в совке были проблемы с выездом. Пусть же это повиснет еще
одним злодеянием на совести мрачного коммунистического режима.
К счастью, зарождающаяся ссора кончилась смехом. Я чуть не совершила ошибку -
никогда не следует прямо перечить мужчине, особенно если его обуревают сомнения в
собственной значимости. Надо было сперва понять, что у него на уме.
- Хочешь вернуться на нефтекачку? - спросила я.
- Нет. Не туда. Теперь там Михалыч воет.
Я догадалась, что за время своего отсутствия он установил контакт с внешним миром -
возможно, виделся с кем-то или говорил по телефону. Но я не стала проявлять лишнего
любопытства на этот счет.
- Михалыч? Но ведь когда он выл, череп не плакал.
- А они новую технологию придумали. К пяти кубам кетамина добавляют три куба
перевитина, а после укола пускают ток.
- Через череп?
- Через Михалыча.
- Вот извращенцы.
- Не говори, - сказал он. - Так они его за год угробят.
- Михал
- А пустоте это безразлично. И ты тоже не парься по этому поводу. Но если тебе нужен
смысл жизни, то лучшего тебе не найти.
- А любовь - это что, не пустота?
- Пустота.
- Тогда какая разница?
- А разница - тоже пустота. Он немного подумал.
- А можно заполнить пустоту... справедливостью?
- Если ты начнешь заполнять пустоту справедливостью, ты быстро станешь военным
преступником.
- Чего-то ты здесь путаешь, рыжая. Почему это военным преступником?
- Ну а кто будет решать, что справедливо, а что нет?
- Люди.
- А кто будет решать, что решат люди?
- Придумаем, - сказал он и поглядел на летевшую мимо него муху. Муха упала на пол.
- Ты чего, озверел? - спросила я. - Хочешь быть, как они?
И я кивнула головой в сторону города.
- А я и есть как они, - сказал он.
- Кто они?
- Народ.
- Народ? - переспросила я недоверчиво. Кажется, его самого смутил пафос этой фразы,
и он решил сменить тему.
- Я вот думаю, не сходить ли на работу. Узнать, как там и что.
Я опешила.
- Ты серьезно? Тебе что, мало трех пуль? Еще хочешь?
- Бывают служебные недоразумения.
- Какие недоразумения, - простонала я, - это же система! Ты думал, системе нужны
солисты? Ей нужен хрюкающий хор.
- Если надо, хрюкну хором. Ты сама подумай, что мы делать будем, когда деньги
кончатся?
- Ой, ну уж это не проблема. Не переживай. Тут до людей меньше километра. Как пойду
в магазин, заскочу на панель.
Он нахмурил брови.
- Не смей так даже говорить!
- А ты не смей говорить мне "не смей", понял?
- Моя девушка пойдет на панель... В голове не укладывается.
- "Моя девушка, моя девушка..." Когда это ты меня приватизировал?
- Будешь деньги зарабатывать проституцией? А я на них питаться? Прямо какой-то
Достоевский.
- Да е... я твоего Достоевского, - не выдержала я.
Он поглядел на меня с интересом.
- Ну и как?
- Ничего особенного.
Мы оба засмеялись. Не знаю, чему смеялся он, а у меня причина была. Из уважения к
русской литературе я не стану приводить ее на этих страницах, скажу только, что красный
паучок из "Бесов" полз в свое время по подолу моего сарафана... Ах, скольким титанам духа я
сделала свой маленький смешной подарок! Единственное, чего мне по-настоящему жаль - что
не довелось поднести к губам Владимира Владимировича Набокова так мастерски
расписанного им кубка. Но в совке были проблемы с выездом. Пусть же это повиснет еще
одним злодеянием на совести мрачного коммунистического режима.
К счастью, зарождающаяся ссора кончилась смехом. Я чуть не совершила ошибку -
никогда не следует прямо перечить мужчине, особенно если его обуревают сомнения в
собственной значимости. Надо было сперва понять, что у него на уме.
- Хочешь вернуться на нефтекачку? - спросила я.
- Нет. Не туда. Теперь там Михалыч воет.
Я догадалась, что за время своего отсутствия он установил контакт с внешним миром -
возможно, виделся с кем-то или говорил по телефону. Но я не стала проявлять лишнего
любопытства на этот счет.
- Михалыч? Но ведь когда он выл, череп не плакал.
- А они новую технологию придумали. К пяти кубам кетамина добавляют три куба
перевитина, а после укола пускают ток.
- Через череп?
- Через Михалыча.
- Вот извращенцы.
- Не говори, - сказал он. - Так они его за год угробят.
- Михал