ения которых я не вполне уверен:
Ах, не забыть бы рассказать о том,
Что мне поведал друг о короле одном.
Увы, он рассказал бы гораздо больше, когда бы домашняя антикарлистка не
цензурировала всякую сообщаемую ей строку! Множество раз я шутливо корил
его: "Ну, пообещайте же мне, что используете весь этот великолепный
материал, гадкий вы, сивый поэт!". И мы хихикали с ним, как мальчишки. Ну а
затем, после вдохновительной вечерней прогулки ему приходилось возвращаться,
и угрюмая ночь разводила мосты между его неприступной твердыней и моим
скромным жилищем.
Правление этого короля (1936-1958) сохранится в памяти хотя бы немногих
проницательных историков как правление мирное и элегантное. Благодаря гибкой
системе обдуманных альянсов, ни разу за этот срок Марс не запятнал своего
послужного списка. Народный Дом (парламент) работал себе, пока в него не
прокрались коррупция, измена и экстремизм, в совершенной гармонии с
Королевским Советом. Гармония воистину была девизом правления. Изящные
искусства и отвлеченные науки процветали. Техникология, прикладная физика,
индустриальная химия и прочее в этом роде претерпевали расцвет. Упорно
подрастал в Онгаве небольшой небоскреб из ультрамаринового стекла. Казалось,
улучшается даже климат. Налогообложение обратилось в произведение искусства.
Бедные слегка богатели, а богатые потихоньку беднели (в согласии с тем, что,
может быть, станет когда-то известным в качестве "закона Кинбота"). Уход за
здоровьем распространился до крайних пределов государства: все реже и реже
во время его турне по стране, -- каждую осень, когда обвисали под грузом
коралловых гроздьев рябины, и рябило вдоль луж мусковитом, --
доброжелательного и речистого короля прерывали коклюшные "выхлопы" в толпе
школяров. Стал популярен парашютизм. Словом, удовлетворены были все, даже
политические смутьяны -- эти с удовлетворением смутьянничали на деньги,
которые платил им удовлетворенный Shaber (гигантский земблянский сосед). Но
не будем вдаваться в этот скучный предмет.
Вернемся к королю: возьмем хотя бы вопрос личной культуры. Часто ли
короли углубляются в какие-либо специальные исследования? Конхиологов
между ними можно счесть по пальцам одной увечной руки. Последний же король
Земблы -- частью под влиянием дяди его, Конмаля, великого переводчика
Шекспира (смотри примечания к строкам 39-40 и 962) --
обнаружил, и это при частых мигренях, страстную склонность к изучению
литературы. В сорок лет, незадолго до падения его трона, он приобрел такую
ученость, что решился внять сиплой предсмертной просьбе маститого дяди:
"Учи, Карлик!". Конечно, монарху не подобало в ученой мантилье являться в
университете и с лекторского налоя преподносить цветущей юности
"Finnigan's Wake" в качестве чудовищного продолжения "несвязных
трансакций" Ангуса Мак-Диармида и "линго-гранде" Саути
("Дорогое шлюхозадое" и т.п.) или обсуждать собранные в 1798 году
Ходынским земблянские варианты "Kongs-skugg-sio" ("Зерцало
короля") -- анонимного шедевра двенадцатого столетия. Поэтому лекции он
читал под присвоенным именем, в густом гриме, в парике и с накладной
бородой. Все буро-бородые, яблоко-ликие, лазурно-глазастые зембляне
выглядывают на одно лицо, и я, не брившийся вот уже год, весьма схож с моим
преображенным монархом (смотри
Ах, не забыть бы рассказать о том,
Что мне поведал друг о короле одном.
Увы, он рассказал бы гораздо больше, когда бы домашняя антикарлистка не
цензурировала всякую сообщаемую ей строку! Множество раз я шутливо корил
его: "Ну, пообещайте же мне, что используете весь этот великолепный
материал, гадкий вы, сивый поэт!". И мы хихикали с ним, как мальчишки. Ну а
затем, после вдохновительной вечерней прогулки ему приходилось возвращаться,
и угрюмая ночь разводила мосты между его неприступной твердыней и моим
скромным жилищем.
Правление этого короля (1936-1958) сохранится в памяти хотя бы немногих
проницательных историков как правление мирное и элегантное. Благодаря гибкой
системе обдуманных альянсов, ни разу за этот срок Марс не запятнал своего
послужного списка. Народный Дом (парламент) работал себе, пока в него не
прокрались коррупция, измена и экстремизм, в совершенной гармонии с
Королевским Советом. Гармония воистину была девизом правления. Изящные
искусства и отвлеченные науки процветали. Техникология, прикладная физика,
индустриальная химия и прочее в этом роде претерпевали расцвет. Упорно
подрастал в Онгаве небольшой небоскреб из ультрамаринового стекла. Казалось,
улучшается даже климат. Налогообложение обратилось в произведение искусства.
Бедные слегка богатели, а богатые потихоньку беднели (в согласии с тем, что,
может быть, станет когда-то известным в качестве "закона Кинбота"). Уход за
здоровьем распространился до крайних пределов государства: все реже и реже
во время его турне по стране, -- каждую осень, когда обвисали под грузом
коралловых гроздьев рябины, и рябило вдоль луж мусковитом, --
доброжелательного и речистого короля прерывали коклюшные "выхлопы" в толпе
школяров. Стал популярен парашютизм. Словом, удовлетворены были все, даже
политические смутьяны -- эти с удовлетворением смутьянничали на деньги,
которые платил им удовлетворенный Shaber (гигантский земблянский сосед). Но
не будем вдаваться в этот скучный предмет.
Вернемся к королю: возьмем хотя бы вопрос личной культуры. Часто ли
короли углубляются в какие-либо специальные исследования? Конхиологов
между ними можно счесть по пальцам одной увечной руки. Последний же король
Земблы -- частью под влиянием дяди его, Конмаля, великого переводчика
Шекспира (смотри примечания к строкам 39-40 и 962) --
обнаружил, и это при частых мигренях, страстную склонность к изучению
литературы. В сорок лет, незадолго до падения его трона, он приобрел такую
ученость, что решился внять сиплой предсмертной просьбе маститого дяди:
"Учи, Карлик!". Конечно, монарху не подобало в ученой мантилье являться в
университете и с лекторского налоя преподносить цветущей юности
"Finnigan's Wake" в качестве чудовищного продолжения "несвязных
трансакций" Ангуса Мак-Диармида и "линго-гранде" Саути
("Дорогое шлюхозадое" и т.п.) или обсуждать собранные в 1798 году
Ходынским земблянские варианты "Kongs-skugg-sio" ("Зерцало
короля") -- анонимного шедевра двенадцатого столетия. Поэтому лекции он
читал под присвоенным именем, в густом гриме, в парике и с накладной
бородой. Все буро-бородые, яблоко-ликие, лазурно-глазастые зембляне
выглядывают на одно лицо, и я, не брившийся вот уже год, весьма схож с моим
преображенным монархом (смотри