сказали, что они
лежат в кокосовом орехе, который висит над водопадом". Если я кидаю во сне дротики, это не
значит, что я не отдаю себе отчета в символическом значении происходящего. Или, тем более,
что я его отдаю. Я все эти отчеты давно сдала на вечное хранение, так пыли меньше.
После отдыха голова у меня работала ясно и четко, и первым, о чем я подумала, был
финансовый аспект происходящего. Мой личный индекс нежно зеленел: два кольца стоили в
магазине двадцать три тысячи, а значит, продать их можно было тысяч за пятнадцать.
Но продавать было жалко - за последние сто лет мне редко дарили такие красивые
безделушки. В Советской России с этим было строго. Даже в поздние брежневские времена
дела обстояли так: если в ювелирный магазин с улицы заходил мужик с авоськой и покупал
брошку за тридцать тысяч рублей, про это неделю с негодованием писала вся центральная
пресса, задаваясь вопросом, куда , смотрят компетентные органы. Тридцать тысяч застойных
рублей были безумные деньги, верно. Но зачем тогда клали эту брошку на витрину? В качестве
приманки? Тогда хотя бы понятно становится негодование прессы - положили приманку, а
рыбка ее съела и уплыла.
Так, во всяком случае, шептал с жарким хохотом в мое ухо директор Елисеевского
гастронома, который мне эту брошку подарил. Он был осторожным человеком, но страсть
сделала его романтиком. Беднягу расстреляли, и мне было его жалко, хотя надеть брошку я так
и не сумела себя заставить. Это был уникальный пример советского китча: бриллиантовые
колосья вокруг изумрудных огурцов и рубиновой свеклы. Вечное напоминание о единственной
битве, которую проиграла Советская Россия - битве за урожай...
Налюбовавшись кольцами, я решила проверить электронную почту. Письмо в ящике было
только одно, зато очень приятное - от сестрицы Е Хули, которую я не видела целую вечность.
"Привет, рыжая.
Как поживаешь? По-прежнему занимаешься нравственным
самоусовершенствованием? Ищешь выход из лабиринтов иллюзорного мира ? Так
хочется, чтобы его нашел хоть кто-то из нашей большой непутевой семьи.
А я в этих лабиринтах совсем заблудилась. Я до сих пор в Таиланде, только
уехала наконец из Паттайи. Море за последние тридцать лет стало совсем грязное.
Кроме того, конкуренция со стороны местных женщин такая, что зарабатывать
лисьим промыслом все труднее. Здесь все вывернуто наизнанку: если в большинстве
стран радуются, когда рождается мальчик, здесь радуются девочке и говорят дословно
следующее: "Как хорошо, у нас родилась дочка, значит, мы не будем голодать в
старости!" Услышав такое, Конфуций повесился бы на собственной косичке.
Остров Пхукет, где я сейчас живу, пока еще чистый, но через пару лет здесь будет
такая же Паттайя. Слишком много туристов. Я устроилась жить в бухте Патонг и
работаю в массажном салоне " Christine ' s ". Мы, массажистки, сидим на лавках в
специальной смотровой комнате, намазанные румянами и похожие на злых духов. С
улицы заходят обгорелые розовые фаранги (так мы называем туристов с Запада) и
выбирают массажистку. Дальше - отдельный кабинет и сама знаешь что. Я считаюсь
уникальным специалистом по тайскому массажу, поэтому такса у меня выше, чем у
других, но все равно приходится подрабатывать по вечерам в барах на Бангла роуд, в
пяти минутах от моего салона. За день так устанешь в салоне, а тут еще надо
переодеться в цветные тряпочки и выйти на сцену. Это даже не сцена, а просто
прилавок,
лежат в кокосовом орехе, который висит над водопадом". Если я кидаю во сне дротики, это не
значит, что я не отдаю себе отчета в символическом значении происходящего. Или, тем более,
что я его отдаю. Я все эти отчеты давно сдала на вечное хранение, так пыли меньше.
После отдыха голова у меня работала ясно и четко, и первым, о чем я подумала, был
финансовый аспект происходящего. Мой личный индекс нежно зеленел: два кольца стоили в
магазине двадцать три тысячи, а значит, продать их можно было тысяч за пятнадцать.
Но продавать было жалко - за последние сто лет мне редко дарили такие красивые
безделушки. В Советской России с этим было строго. Даже в поздние брежневские времена
дела обстояли так: если в ювелирный магазин с улицы заходил мужик с авоськой и покупал
брошку за тридцать тысяч рублей, про это неделю с негодованием писала вся центральная
пресса, задаваясь вопросом, куда , смотрят компетентные органы. Тридцать тысяч застойных
рублей были безумные деньги, верно. Но зачем тогда клали эту брошку на витрину? В качестве
приманки? Тогда хотя бы понятно становится негодование прессы - положили приманку, а
рыбка ее съела и уплыла.
Так, во всяком случае, шептал с жарким хохотом в мое ухо директор Елисеевского
гастронома, который мне эту брошку подарил. Он был осторожным человеком, но страсть
сделала его романтиком. Беднягу расстреляли, и мне было его жалко, хотя надеть брошку я так
и не сумела себя заставить. Это был уникальный пример советского китча: бриллиантовые
колосья вокруг изумрудных огурцов и рубиновой свеклы. Вечное напоминание о единственной
битве, которую проиграла Советская Россия - битве за урожай...
Налюбовавшись кольцами, я решила проверить электронную почту. Письмо в ящике было
только одно, зато очень приятное - от сестрицы Е Хули, которую я не видела целую вечность.
"Привет, рыжая.
Как поживаешь? По-прежнему занимаешься нравственным
самоусовершенствованием? Ищешь выход из лабиринтов иллюзорного мира ? Так
хочется, чтобы его нашел хоть кто-то из нашей большой непутевой семьи.
А я в этих лабиринтах совсем заблудилась. Я до сих пор в Таиланде, только
уехала наконец из Паттайи. Море за последние тридцать лет стало совсем грязное.
Кроме того, конкуренция со стороны местных женщин такая, что зарабатывать
лисьим промыслом все труднее. Здесь все вывернуто наизнанку: если в большинстве
стран радуются, когда рождается мальчик, здесь радуются девочке и говорят дословно
следующее: "Как хорошо, у нас родилась дочка, значит, мы не будем голодать в
старости!" Услышав такое, Конфуций повесился бы на собственной косичке.
Остров Пхукет, где я сейчас живу, пока еще чистый, но через пару лет здесь будет
такая же Паттайя. Слишком много туристов. Я устроилась жить в бухте Патонг и
работаю в массажном салоне " Christine ' s ". Мы, массажистки, сидим на лавках в
специальной смотровой комнате, намазанные румянами и похожие на злых духов. С
улицы заходят обгорелые розовые фаранги (так мы называем туристов с Запада) и
выбирают массажистку. Дальше - отдельный кабинет и сама знаешь что. Я считаюсь
уникальным специалистом по тайскому массажу, поэтому такса у меня выше, чем у
других, но все равно приходится подрабатывать по вечерам в барах на Бангла роуд, в
пяти минутах от моего салона. За день так устанешь в салоне, а тут еще надо
переодеться в цветные тряпочки и выйти на сцену. Это даже не сцена, а просто
прилавок,