целях - это закон неба, нарушать который не дозволяется.
Конечно, иногда приходится это делать. Я сама только что запорошила глаза двум охранникам.
Но так себя вести можно только тогда, когда в опасности твоя жизнь и свобода. Лиса не должна
даже думать о доверчивых инкассаторах или обществах с ограниченной ответственностью. А
если соблазн становится слишком силен, надо вдохновлять себя примерами из истории.
Жан-Жак Руссо мог бы купаться в деньгах, а чем зарабатывал всю жизнь? Перепиской нот.
Пристроиться в другую гостиницу было непросто, и в обозримом будущем я видела всего
два варианта: панель и интернет. Интернет казался более привлекательным, все-таки он был
главным направлением прогресса, и торговать собой на его оптоволоконных панелях было
футуристично и стильно. Как интересно, думала я, все без конца рассуждают о прогрессе. А в
чем он заключается? В том, что древнейшие профессии обрастают электронным интерфейсом,
вот и все. Природы происходящего прогресс не меняет.
Шофер заметил мое мрачное расположение духа.
- Что, - спросил он, - обидел кто, дочка?
- Угу, - сказала я.
Последний раз меня обидел он сам, когда назначил триста пятьдесят рублей за дорогу.
- А ты наплюй, - сказал шофер. - Меня за день знаешь сколько раз обижают? Если бы
я все в голову брал, она бы у меня была как воздушный шар с говном. Наплюй, точно говорю.
Завтра уже не вспомнишь. А жизнь знаешь какая длинная.
- Знаю, - сказала я. - А как это сделать - наплевать?
- Просто наплюй, и все. Думай о чем-нибудь приятном.
- А где его взять?
Таксист покосился на меня в зеркало.
- У тебя ничего приятного нет в жизни?
- Нет, - сказала я.
- Как так?
- Да вот так.
- Что ж, одно страдание?
- Да. И у вас тоже.
- Ну, - засмеялся таксист, - об этом ты знать не можешь.
- Могу, - сказала я. - Иначе вы бы здесь не сидели.
- Почему?
- Я бы объяснила. Только не знаю, поймете ли вы.
- Ишь ты какая, - фыркнул шофер, - что, думаешь, я глупее тебя? Уж наверно, пойму,
если ты поняла.
- Хорошо. Ясно ли вам, что страдание и есть та материя, из которой создан мир?
- Почему?
- Это можно объяснить только на примере.
- Ну давай на примере.
- Вы знаете историю про барона Мюнхгаузена, который поднял себя за волосы из
болота?
- Знаю, - сказал шофер. - В кино даже видел.
- Реальность этого мира имеет под собой похожие основания. Только надо представить
себе, что Мюнхгаузен висит в полной пустоте, изо всех сил сжимая себя за яйца, и кричит от
невыносимой боли. С одной стороны, его вроде бы жалко. С другой стороны, пикантность его
положения в том, что стоит ему отпустить свои яйца, и он сразу же исчезнет, ибо по своей
природе он есть просто сосуд боли с седой косичкой, и если исчезнет боль, исчезнет он сам.
- Это тебя в школе так научили? - спросил шофер. - Или дома?
- Нет, - сказала я. - По дороге из школы домой. Мне ехать очень долго, всякого
наслушаешься и насмотришься. Вы пример поняли?
- Понял, понял, - ответил он. - Не дурак. И что же твой Мюнхгаузен, боится
отпустить свои яйца?
- Я же говорю, тогда он исчезнет.
- Так, может, лучше ему исчезнуть? На фиг нужна такая жизнь?
- Верное замечание. Именно поэтому и существует общественный договор.
- Общественный договор? Какой общественный договор?
- Каждый отдельный Мюнхгаузен может решиться отпустить
Конечно, иногда приходится это делать. Я сама только что запорошила глаза двум охранникам.
Но так себя вести можно только тогда, когда в опасности твоя жизнь и свобода. Лиса не должна
даже думать о доверчивых инкассаторах или обществах с ограниченной ответственностью. А
если соблазн становится слишком силен, надо вдохновлять себя примерами из истории.
Жан-Жак Руссо мог бы купаться в деньгах, а чем зарабатывал всю жизнь? Перепиской нот.
Пристроиться в другую гостиницу было непросто, и в обозримом будущем я видела всего
два варианта: панель и интернет. Интернет казался более привлекательным, все-таки он был
главным направлением прогресса, и торговать собой на его оптоволоконных панелях было
футуристично и стильно. Как интересно, думала я, все без конца рассуждают о прогрессе. А в
чем он заключается? В том, что древнейшие профессии обрастают электронным интерфейсом,
вот и все. Природы происходящего прогресс не меняет.
Шофер заметил мое мрачное расположение духа.
- Что, - спросил он, - обидел кто, дочка?
- Угу, - сказала я.
Последний раз меня обидел он сам, когда назначил триста пятьдесят рублей за дорогу.
- А ты наплюй, - сказал шофер. - Меня за день знаешь сколько раз обижают? Если бы
я все в голову брал, она бы у меня была как воздушный шар с говном. Наплюй, точно говорю.
Завтра уже не вспомнишь. А жизнь знаешь какая длинная.
- Знаю, - сказала я. - А как это сделать - наплевать?
- Просто наплюй, и все. Думай о чем-нибудь приятном.
- А где его взять?
Таксист покосился на меня в зеркало.
- У тебя ничего приятного нет в жизни?
- Нет, - сказала я.
- Как так?
- Да вот так.
- Что ж, одно страдание?
- Да. И у вас тоже.
- Ну, - засмеялся таксист, - об этом ты знать не можешь.
- Могу, - сказала я. - Иначе вы бы здесь не сидели.
- Почему?
- Я бы объяснила. Только не знаю, поймете ли вы.
- Ишь ты какая, - фыркнул шофер, - что, думаешь, я глупее тебя? Уж наверно, пойму,
если ты поняла.
- Хорошо. Ясно ли вам, что страдание и есть та материя, из которой создан мир?
- Почему?
- Это можно объяснить только на примере.
- Ну давай на примере.
- Вы знаете историю про барона Мюнхгаузена, который поднял себя за волосы из
болота?
- Знаю, - сказал шофер. - В кино даже видел.
- Реальность этого мира имеет под собой похожие основания. Только надо представить
себе, что Мюнхгаузен висит в полной пустоте, изо всех сил сжимая себя за яйца, и кричит от
невыносимой боли. С одной стороны, его вроде бы жалко. С другой стороны, пикантность его
положения в том, что стоит ему отпустить свои яйца, и он сразу же исчезнет, ибо по своей
природе он есть просто сосуд боли с седой косичкой, и если исчезнет боль, исчезнет он сам.
- Это тебя в школе так научили? - спросил шофер. - Или дома?
- Нет, - сказала я. - По дороге из школы домой. Мне ехать очень долго, всякого
наслушаешься и насмотришься. Вы пример поняли?
- Понял, понял, - ответил он. - Не дурак. И что же твой Мюнхгаузен, боится
отпустить свои яйца?
- Я же говорю, тогда он исчезнет.
- Так, может, лучше ему исчезнуть? На фиг нужна такая жизнь?
- Верное замечание. Именно поэтому и существует общественный договор.
- Общественный договор? Какой общественный договор?
- Каждый отдельный Мюнхгаузен может решиться отпустить