провалились в глазницы Кныша. Чвак! Откликнулась на удар хлюпающая
беспощадность лопнувших глаз и выплеснулась кровавой пеной па щеки.
Стесненный невыносимой болью, крик напомнил глубокий стон смертельно
раненного зверя. Рысаков выдернул пальцы из черепа, и они начали пухнуть в
поврежденных суставах.
Большинство из присутствующих ничего не поняли,.
но души их успели сжаться от поступившего ниоткуда сигнала - смерть!
Тянулось время, подрагивая вместе с корпусом судна, которое тащило в
своем железном чреве несколько тысяч сваленных в кучу заключенных.
..."Феликс Дзержинский" шел на Колыму. Обычный рейс, обычный груз.
Кого-то только что убили. Эка невидаль! Всё когда-нибудь умрет, всё
когда-нибудь развалится. Мир условен, и работают в нем только условности.
Выдумки людей, не знающих, как поступить со свободой волеизъявления.
Впрочем, все может быть и сложнее: за каждым нашим поступком стоит сила, в
нем заинтересованная...
- ...Ты убил вора, - с мрачной торжественностью произнес, решительно
приподнимаясь, Лимон.
Это было похоже на приговор. И это стало приговором.
Бывший майор нянчил сломанные пальцы. Он обернулся, чтобы ответить, но
проглядел цыганенка. Вершок нырнул под правую руку Рысакова, тут же
выпрямился с натянутыми от напряжения жилами на тонкой шее.
- А-а-а!
- А-а-а!
Переплелись их голоса. Еще живой майор почти поймал цыганенка за
глотку, успел вымазать ее кровью покойного Кныша. Большего не случилось...
- Пусть, - прошептал Рысаков, оседая перед убийцей на колени, - пусть...
Слово застряло в его угасающем сознании, он повторил его еще раз, уже
совсем нездешним голосом:
- Пусть...
- Товарищи, - прошептал бывший кадровый партработник Житов, обводя
зэков перепуганным взглядом. - Что ж это происходит?
Ему никто не ответил. Вершок наклонился, пытаясь выдернуть оставленную
под сердцем майора финку, и тогда Евлогий толчком отбросил его от
умирающего.
- Сгинь, паршивец!
- И то верно! - поддержал Евлогия бородатый мужик из семейских
староверов. - Тебе, нехристю, уши надрать надо али сжечь. Чо ж мы
смотрим-то, мужики?!
Очнувшиеся от внезапных потрясений зэки загудели, начали подниматься, и
воры уже стояли жидкой цепочкой, обнажив ножи, зная-их сомнут, если все
так покатится дальше. Один Фаэтон, казалось, безучастно наблюдал за
происходящим. Но потом и он сказал:
- Зря убил майора, сынок. Майор кончал Кныша...
- Кончал вора, Фаэтон! - поправил его Мотылек.
- Ты глупее, чем я думал, - сокрушенно развел руками Фаэтон. - Их побег
вложил Петюнчик...
- Чо буровишь?! Из ума выжил! Он-вор. Я с ним из одной чашки кушал.
- Лучше бы ты съел эту пропастину! - не на шутку рассердился Фаэтон. -
Придется все объяснить сходке.
А ты, мора, ответишь перед мужиками сам.
И уже никто не рискнул с ним спорить. Евлогий поднял с пола веревку, ту
самую, что подарил для побега застенчивый Блоха, шагнул к ощетинившемуся
было цыганенку. Так они стояли совсем недолго. Когда к Евлогию подошел
бледный /Китов, Вершок опустил руки.
- Вешать будете? - чуть слышно спросил он.
- Так уж убьем, конечно! - подтвердил Житов.
- Нe надо душить, Евлогий. Не надо. Вор... вор должен от ножа умереть.
- Законы знаешь, а совести нет. Подлючая порода!
Но тем не менее внял: наклонился еще раз, выдернул из затихшего майора
финку.
Вершок перекрестился. Дрожащие губы его сомкнулись, спрятав золотой
зуб. Он стоял, понурясь, опустив в пол гл
беспощадность лопнувших глаз и выплеснулась кровавой пеной па щеки.
Стесненный невыносимой болью, крик напомнил глубокий стон смертельно
раненного зверя. Рысаков выдернул пальцы из черепа, и они начали пухнуть в
поврежденных суставах.
Большинство из присутствующих ничего не поняли,.
но души их успели сжаться от поступившего ниоткуда сигнала - смерть!
Тянулось время, подрагивая вместе с корпусом судна, которое тащило в
своем железном чреве несколько тысяч сваленных в кучу заключенных.
..."Феликс Дзержинский" шел на Колыму. Обычный рейс, обычный груз.
Кого-то только что убили. Эка невидаль! Всё когда-нибудь умрет, всё
когда-нибудь развалится. Мир условен, и работают в нем только условности.
Выдумки людей, не знающих, как поступить со свободой волеизъявления.
Впрочем, все может быть и сложнее: за каждым нашим поступком стоит сила, в
нем заинтересованная...
- ...Ты убил вора, - с мрачной торжественностью произнес, решительно
приподнимаясь, Лимон.
Это было похоже на приговор. И это стало приговором.
Бывший майор нянчил сломанные пальцы. Он обернулся, чтобы ответить, но
проглядел цыганенка. Вершок нырнул под правую руку Рысакова, тут же
выпрямился с натянутыми от напряжения жилами на тонкой шее.
- А-а-а!
- А-а-а!
Переплелись их голоса. Еще живой майор почти поймал цыганенка за
глотку, успел вымазать ее кровью покойного Кныша. Большего не случилось...
- Пусть, - прошептал Рысаков, оседая перед убийцей на колени, - пусть...
Слово застряло в его угасающем сознании, он повторил его еще раз, уже
совсем нездешним голосом:
- Пусть...
- Товарищи, - прошептал бывший кадровый партработник Житов, обводя
зэков перепуганным взглядом. - Что ж это происходит?
Ему никто не ответил. Вершок наклонился, пытаясь выдернуть оставленную
под сердцем майора финку, и тогда Евлогий толчком отбросил его от
умирающего.
- Сгинь, паршивец!
- И то верно! - поддержал Евлогия бородатый мужик из семейских
староверов. - Тебе, нехристю, уши надрать надо али сжечь. Чо ж мы
смотрим-то, мужики?!
Очнувшиеся от внезапных потрясений зэки загудели, начали подниматься, и
воры уже стояли жидкой цепочкой, обнажив ножи, зная-их сомнут, если все
так покатится дальше. Один Фаэтон, казалось, безучастно наблюдал за
происходящим. Но потом и он сказал:
- Зря убил майора, сынок. Майор кончал Кныша...
- Кончал вора, Фаэтон! - поправил его Мотылек.
- Ты глупее, чем я думал, - сокрушенно развел руками Фаэтон. - Их побег
вложил Петюнчик...
- Чо буровишь?! Из ума выжил! Он-вор. Я с ним из одной чашки кушал.
- Лучше бы ты съел эту пропастину! - не на шутку рассердился Фаэтон. -
Придется все объяснить сходке.
А ты, мора, ответишь перед мужиками сам.
И уже никто не рискнул с ним спорить. Евлогий поднял с пола веревку, ту
самую, что подарил для побега застенчивый Блоха, шагнул к ощетинившемуся
было цыганенку. Так они стояли совсем недолго. Когда к Евлогию подошел
бледный /Китов, Вершок опустил руки.
- Вешать будете? - чуть слышно спросил он.
- Так уж убьем, конечно! - подтвердил Житов.
- Нe надо душить, Евлогий. Не надо. Вор... вор должен от ножа умереть.
- Законы знаешь, а совести нет. Подлючая порода!
Но тем не менее внял: наклонился еще раз, выдернул из затихшего майора
финку.
Вершок перекрестился. Дрожащие губы его сомкнулись, спрятав золотой
зуб. Он стоял, понурясь, опустив в пол гл