Свои люди - сочтемся


одхалюзин. Вы, тятенька, извольте рассудить: нынче без капитала
нельзя-с, без капитала-то немного наторгуешь.
Олимпиада Самсоновна. Я у вас, тятенька, до двадцати лет жила -- свету
не видала. Что ж, мне прикажете отдать вам деньги, да самой опять в ситцевых
платьях ходить?
Большов. Что вы! Что вы! Опомнитесь! Ведь я у вас не милостыню прошу, а
свое же добро. Люди ли вы?..
Олимпиада Самсоновна. Известное дело, тятенька, люди, а не звери же.
Большов. Лазарь! Да ты вспомни те, ведь я тебе все отдал, все дочиста;
вот что себе оставил, видишь! Ведь я тебя мальчишкой в дом взял, подлец ты
бесчувственный! Поил, кормил вместо отца родного, в люди вывел. А видел ли я
от тебя благодарность какую? Видел ли? Вспомни то, Лазарь, сколько раз я
замечал, что ты на руку не чист! Что ж? Я ведь не прогнал тебя, как скота
какого, не ославил на весь город. Я тебя сделал главным приказчиком, тебе я
все свое состояние отдал, да тебе же, Лазарь, я отдал и дочь-то своими
руками. А не случись со мною этого попущения, ты бы на нее и глядеть-то не
смел.
Подхалюзин. Помилуйте, тятенька, я все это очень хорошо чувствую-с!
Большов. Чувствуешь ты! Ты бы должен все отдать, как я, в одной рубашке
остаться, только бы своего благодетеля выручить. Да не прошу я этого, не
надо мне; ты заплати за меня только, что теперь следует..
Подхалюзин. Отчего бы не заплатить-с, да просят цену, которую совсем
несообразную.
Большов. Да разве я прошу! Я из-за каждой вашей копейки просил, просил,
в ноги кланялся, да что же мне делать, когда не хотят уступить ничего?
Олимпиада Самсоновна. Мы, тятенька, сказали вам, что больше десяти
копеек дать не можем,-- и толковать об этом нечего.
Большов. Уж ты скажи, дочка: ступай, мол, ты, старый черт, в яму! Да, в
яму! В острог его, старого дурака. И за дело! Не гонись за большим, будь
доволен тем, что есть. А за большим погонишься, и последнее отнимут, оберут
тебя дочиста. И придется тебе бежать на Каменный мост да бросаться в
Москву-реку. Да и оттедова тебя за язык вытянут да в острог посадят.
Все молчат. Большое пьет.
А вы подумайте, каково мне теперь в яму-то идти. Что ж мне,
зажмуриться, что ли? Мне Ильинка-то теперь за сто верст покажется. Вы
подумайте только, каково по Ильинке-то идти. Это все равно, что грешную душу
дьяволы, прости господи, по мытарствам тащат. А там мимо Иверской, как мне
взглянуть-то на нее, на матушку?.. Знаешь, Лазарь, Иуда -- ведь он тоже
Христа за деньги продал, как мы совесть за деньги продаем... А что ему за
это было?" А там Присутственные места, Уголовная палата... Ведь я злостный
-- умышленный... ведь меня в Сибирь сошлют. Господи!.. Коли так не дадите
денег, дайте Христа ради! (Плачет.)
Подхалюзин. Что вы, что вы, тятенька? Полноте! Бог милостив! Что это
вы? Поправим как-нибудь. Все в наших руках!
Большов. Денег надо, Лазарь, денег. Больше нечем поправить. Либо.
денег, либо в Сибирь.
Подхалюзин. И денег дадим-с, только бы отвязались! Я, так и быть, еще
пять копеечек прибавлю.
Большов. Эки года! Есть ли в вас христианство? Двадцать пять копеек
надо, Лазарь!
Подхалюзин. Нет, это, тятенька, много-с, ей-богу много!
Большов. Змеи вы подколодные! (Опускается головой на стол.)
Аграфена Кондратьевна. Варвар ты, варвар! Разбойник ты эдакой! Нет тебе
моего благословения! Иссохнеш