щадит, нас с нею,
подождет хоть по крайней мере. Однако даже не подождал...
(Сделаю здесь необходимое нотабене: (5) если бы случилось, что мать
пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша на старости
лет, когда б не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные
процентами и которые он оставил ей все целиком, до последнего рубля, в
прошлом году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже в то еще
время.)
- Вы раз говорили, что Макар Иванович приходил к вам несколько раз на
побывку и всегда останавливался на квартире у матушки?
- Да, мой друг, и я, признаюсь, сперва ужасно боялся этих посещений. Во
весь этот срок, в двадцать лет, он приходил всего раз шесть или семь, и в
первые разы я, если бывал дома, прятался. Даже не понимал сначала, что это
значит и зачем он является? Но потом, по некоторым соображениям, мне
показалось, что это было вовсе не так глупо с его стороны. Потом, случайно,
я как-то вздумал полюбопытствовать и вышел поглядеть на него и, уверяю тебя,
вынес преоригинальное впечатление. Это уже в третье или четвертое его
посещение, именно в ту эпоху, когда я поступал в мировые посредники и когда,
разумеется, изо всех сил принялся изучать Россию. Я от него услышал даже
чрезвычайно много нового. Кроме того, встретил в нем именно то, чего никак
не ожидал встретить: какое-то благодушие, ровность характера и, что всего
удивительнее, чуть не веселость. Ни малейшего намека на то (tu comprends?) и
в высшей степени уменье говорить дело, и говорить превосходно, то есть без
глупого ихнего дворового глубокомыслия, которого я, признаюсь тебе, несмотря
на весь мой демократизм, терпеть не могу, и без всех этих напряженных
русизмов, которыми говорят у нас в романах и на сцене "настоящие русские
люди". При этом чрезвычайно мало о религии, если только не заговоришь сам, и
премилые даже рассказы в своем роде о монастырях и монастырской жизни, если
сам полюбопытствуешь. А главное - почтительность, эта скромная
почтительность, именно та почтительность, которая необходима для высшего
равенства, мало того, без которой, по-моему, не достигнешь и первенства. Тут
именно, через отсутствие малейшей заносчивости, достигается высшая
порядочность и является человек, уважающий себя несомненно и именно в своем
положении, каково бы оно там ни было и какова бы ни досталась ему судьба.
Эта способность уважать себя именно в своем положении - чрезвычайно редка на
свете, по крайней мере столь же редка, как и истинное собственное
достоинство... Ты сам увидишь, коль поживешь. Но всего более поразило меня
впоследствии, и именно впоследствии, а не вначале (прибавил Версилов) - то,
что этот Макар чрезвычайно осанист собою и, уверяю тебя, чрезвычайно красив.
Правда, стар, но Смуглолиц, высок и прям, прост и важен; я даже подивился
моей бедной Софье, как это она могла тогда предпочесть меня; тогда ему было
пятьдесят, но все же он был такой молодец, а я перед ним такой вертун.
Впрочем, помню, он уже и тогда был непозволительно сед, стало быть, таким же
седым на ней и женился... Вот разве это повлияло.
У этого Версилова была подлейшая замашка из высшего тона: сказав (когда
нельзя было иначе) несколько преумных и прекрасных вещей, вдруг кончить
нарочно какою-нибудь глупостью, вроде этой догадки про седину Макара
Ивановича и про влияние ее
подождет хоть по крайней мере. Однако даже не подождал...
(Сделаю здесь необходимое нотабене: (5) если бы случилось, что мать
пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша на старости
лет, когда б не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные
процентами и которые он оставил ей все целиком, до последнего рубля, в
прошлом году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже в то еще
время.)
- Вы раз говорили, что Макар Иванович приходил к вам несколько раз на
побывку и всегда останавливался на квартире у матушки?
- Да, мой друг, и я, признаюсь, сперва ужасно боялся этих посещений. Во
весь этот срок, в двадцать лет, он приходил всего раз шесть или семь, и в
первые разы я, если бывал дома, прятался. Даже не понимал сначала, что это
значит и зачем он является? Но потом, по некоторым соображениям, мне
показалось, что это было вовсе не так глупо с его стороны. Потом, случайно,
я как-то вздумал полюбопытствовать и вышел поглядеть на него и, уверяю тебя,
вынес преоригинальное впечатление. Это уже в третье или четвертое его
посещение, именно в ту эпоху, когда я поступал в мировые посредники и когда,
разумеется, изо всех сил принялся изучать Россию. Я от него услышал даже
чрезвычайно много нового. Кроме того, встретил в нем именно то, чего никак
не ожидал встретить: какое-то благодушие, ровность характера и, что всего
удивительнее, чуть не веселость. Ни малейшего намека на то (tu comprends?) и
в высшей степени уменье говорить дело, и говорить превосходно, то есть без
глупого ихнего дворового глубокомыслия, которого я, признаюсь тебе, несмотря
на весь мой демократизм, терпеть не могу, и без всех этих напряженных
русизмов, которыми говорят у нас в романах и на сцене "настоящие русские
люди". При этом чрезвычайно мало о религии, если только не заговоришь сам, и
премилые даже рассказы в своем роде о монастырях и монастырской жизни, если
сам полюбопытствуешь. А главное - почтительность, эта скромная
почтительность, именно та почтительность, которая необходима для высшего
равенства, мало того, без которой, по-моему, не достигнешь и первенства. Тут
именно, через отсутствие малейшей заносчивости, достигается высшая
порядочность и является человек, уважающий себя несомненно и именно в своем
положении, каково бы оно там ни было и какова бы ни досталась ему судьба.
Эта способность уважать себя именно в своем положении - чрезвычайно редка на
свете, по крайней мере столь же редка, как и истинное собственное
достоинство... Ты сам увидишь, коль поживешь. Но всего более поразило меня
впоследствии, и именно впоследствии, а не вначале (прибавил Версилов) - то,
что этот Макар чрезвычайно осанист собою и, уверяю тебя, чрезвычайно красив.
Правда, стар, но Смуглолиц, высок и прям, прост и важен; я даже подивился
моей бедной Софье, как это она могла тогда предпочесть меня; тогда ему было
пятьдесят, но все же он был такой молодец, а я перед ним такой вертун.
Впрочем, помню, он уже и тогда был непозволительно сед, стало быть, таким же
седым на ней и женился... Вот разве это повлияло.
У этого Версилова была подлейшая замашка из высшего тона: сказав (когда
нельзя было иначе) несколько преумных и прекрасных вещей, вдруг кончить
нарочно какою-нибудь глупостью, вроде этой догадки про седину Макара
Ивановича и про влияние ее