Найти книгу: "Мундир и скрипка"

Людмила Сорина надеялась, что после окончания военной академии ее муж Алексей останется служить в большом городе, но он сообщил, что попросил направить его на далёкую границу. Людмила устала мотаться по гарнизонам. Вдобавок, дочь Людмилы и Алексея приняли в музыкальное училище при местной консерватории. Она говорит мужу, что остается с Настей в городе. Расстроенный Алексей уезжает, Настя радуется освобождению от опеки строгого отца. Но вскоре она разочаровывается в занятиях музыкой. Людмила чувствует, что теряет контроль над дочерью, которая вырвалась из-под опеки строгого отца. Людмила устраивается работать в госпиталь, там за ней начинает ухаживать ее пациент – Руслан. Но Людмила скучает по мужу, ее тревожат напряженные отношения с дочерью. Как-то вечером Людмила жалуется на дочь Руслану – это слышит Настя. Она ссорится с матерью. Людмила звонит мужу, но у того нет времени, он говорит, что перезвонит. Людмила думает, что Алексей не хочет общаться с ней, но вскоре узнает, что он получил ранение на учениях. Алексея привозят в госпиталь, Людмила с дочерью ухаживают за ним. Людмила просит прощения у мужа – она поняла, что может быть счастлива только рядом с ним. Алексей тоже чувствует себя виноватым – он не прислушивался к желаниям жены и дочери. Алексей говорит, что его оставляют преподавать в Академии, и Настя может спокойно учиться на музыканта. Но она говорит, что решила поступать в медицинский вуз.

"Филобутонистика" - именно так называется коллекционирование пуговиц, это увлечение считается абсолютно самостоятельным направлением в коллекционировании. Во многих странах по популярности оно немногим уступает филателии! Кстати, первый филуботонист, чье имя сохранило история, -Капитан волонтеров из Нью-Йорка Л. Эмилио начал коллекционировать пуговицы с военных униформ еще в 1863 году, а в 1908 он подарил свое собрание Музею Эссекс в Сайлеме, Массачусетс, США, где она экспонируется по сей день. Посетители могут познакомиться с широким спектром армейских и "ведомственных" пуговиц США, Англии, Испании, Франции. Экспозиция до сих пор весьма популярна, каждому любопытно увидеть пуговицы с униформы лондонского полисмена времен Шерлока Холмса или пуговицы, выпущенные в честь инаугурации первого президента США Джорджа Вашингтона. Они были ручной штамповки и к настоящему времени уцелело чуть более двадцати таких пуговиц и цена доходит доходят до нескольких тысяч долларов за экземпляр! Издавна пуговицы играли не только утилитарную роль застежки, но и роль декоративного украшения, а в случае с военными мундирами - ещё и роль важного элемента военной умуниции и униформы. Действительно, при Петре I драгунские кафтаны имели до 36 пуговиц, а гусарские доломаны при Павле I имело свыше 45 пуговиц! Надо ли удивляться, что оформление такой заметной детали костюма, широко использовалось в опознавательных целях, - несло лаконичную, но чрезвычайно четкую информацию о принадлежности носителя мундира к определенному ведомству, подразделению, роду войск, воинской части, государственной или частной организации.

В России провели референдум, по результатам которого наша страна передана под суверенитет Японии. И вроде бы совсем неплохо живется русским людям вместе с японскими братьями, но не всем это по душе…

«– Ваше императорское величество, молю вас успокоиться и поразмыслить! Принц Георг Голштинский, дядя императора Петра III, в отчаянии глядел на сутулую спину племянника, который стоял, глядя в окно, и резко водил смычком по струнам скрипки. Извлекаемые им звуки больше напоминали взвизгивания заживо обдираемой кошки…»

«В 1828 году в Париж приехал старый немец, учитель музыки. Он прибыл туда со своим учеником и незаметно поселился в одном из тихих предместий столицы. Старика величали Сэмюэль Клаус; его ученика нарекли более поэтически: Франц Стенио. Молодой человек был весьма одаренным скрипачом, и, по слухам, обладал исключительным, чуть ли не сверхъестественным талантом. Однако поскольку он был беден, то до сих пор не завоевал себе громкого имени в Европе. Поэтому он несколько лет оставался в столице Франции – этом сердце и пульсе своенравной и капризной европейской моды – неизвестным и непризнанным. По происхождению Франц был штирийцем, и во время описываемых событий ему исполнилось почти тридцать лет…»